О патриотизме и славе русского оружия...

[obergefreiter]

... из первых, что называется, рук. От того, для кого это оружие воплощалось непосредственно в металл, электрические цепи и людей. От того, кто в обеспечение, так сказать, этой славы жил и умирал.



Несколько раз, Ленуша, собирался усадить себя за стол и побеседовать с тобой насчет нашего существования. До сих пор эти попытки не увенчивались успехом -- бывают такие обстоятельства, которые лучше пережить молча, а потом, когда настоящее обратиться в прошлое, вспомнить его и сказать ему спасибо за то, что оно хоть было, но все-таки сплыло. Сегодня ведь день рождения Верочки, с которой у нас так много прибавилось в жизни. Сегодня поэтому мне особенно хочется, чтобы эта попытка была удачнее предыдущей.



Меньше всего мне хочется говорить о нашем плавании, потому что ужасно мало хорошего можно сказать на эту тему, но без этого не обойдёшься, потому что это ведь сама действительность теперешней жизни, а всё остальное - мечты. Этого пункта, словом, не обойдёшь.



Вот уже две недели, как мы плывём. Сначала было неизвестно - куда, а теперь определилось: в Малаккский пролив, которым пройдём мимо Сингапура, а потом - в Китайское море, и заберёмся в какую-то бухточку близ Сайгона. До Сингапура едва ли нам будут мешать японцы, а после Сингапура, наверное, будут. Из себя мы представляем плавучий город с населением 12000 человек. Город этот занимает около 7 вёрст в длину, 42 судна. Движемся медленно - тише, чем рассчитывали. Делаем около 150 миль в сутки, по временам останавливаемся, и начинается погрузка угля с транспортов на броненосцы и крейсера. Эта весьма важная операция до сих пор удавалась очень хорошо. Погрузка производится только днём, а к вечеру снова вытягиваемся в боевой порядок и ползем, ползем, не отдавая себе отчёта - куда и зачем.



Дни проходят довольно однообразно и не особенно весело. Начинаются лишения по части провизии. До сих пор эта часть была обставлена вполне хорошо, но с походом становится всё хуже и хуже. До Мадагаскара нас сопровождал пароход-ледник Гинцбурга, доставлявший нам превосходное американское мороженое мясо. Ещё в Сен-Мари на этом пароходе испортилась охлаждающая машина (рефрижератор). Мясо начало портиться, и в неделю или две испортился весь груз. На Мадагаскаре доставлялось свежее мясо с берега, так что недостатка в нём не было. На поход взяли быков, но так как приходится довольствоваться парным мясом довольно тощих быков, то получается нечто неудобоваримое. Сам я, впрочем, уже давно не ем мяса: сначала сомневался в его свежести, а потом просто почувствовал к нему отвращение и обхожусь чем попало.



Судовой рефрижератор, дававший возможность выпить холодной воды или пива, тоже испортился у нас. На якоре доставали лёд с берега или с других судов, но теперь это удовольствие уже перешло в область воспоминаний о лучших временах.



С походом одно стало лучше - не так жарко. Хотя мы поднялись к экватору и идём параллельно ему, но той невыносимой пытки, которую приходилось испытывать в Нози-Бе, уже нет. Временами бывает совсем хорошо, когда в открытый иллюминатор начи поддувать ветер.



Это всё, так сказать, внешние обстоятельства нашей жизни. Внутренние сводятся на одно сплошное осуждение свершившегося факта - выхода из Нози-Бе, и на сознание необходимости примириться с ним, ибо это есть факт непреложный.



Я не могу упрекнуть ни себя, ни кого-нибудь из своих коллег в трусости и даже в какой-либо боязни ожидаемых сюрпризов - нет, этого, безусловно, нет, но мы все в более или менее сильной степени сознаём бесполезность этого похода. Кому и зачем мы будем нужны? - на востоке вообще, а в частности - во Владивостоке. Самое большее - мы создадим из него второй Порт-Артур с теми же последствиями. Верить в какой-нибудь положительный успех - это значит вообще допускать случайности, опровергающие все выводы чистого разума. Положим, что такие случайности бывают. На какой-то медали в память чего-то очень геройского Екатерина II велела выбить подпись «И небывалое бывает». Мы, безусловно, стремимся заработать себе такие медали, а впрочем, пользы от этого всё-таки не будет.



2/3 общего интереса у нас посвящается нашей злобе дня, то есть походу, а 1/3 посвящаем газетам, которые имеем до 24 января.



Несомненно, что с войны мы вернёмся в какую-то новую страну. Вероятно, мы уже не будем излюбленными сынами этой страны, но это не уменьшает, а увеличивает желание и жить, и служить этой обновлённой родине.



Среди общей массы офицерства находятся крайне редкие экземпляры, не сочувствующие почти уже совершившемуся повороту на новый путь, но по странной случайности эти господа принадлежат к той категории, для которой название мерзавца во всех отношениях только приблизительно определяет их настоящее амплуа. К сожалению, один из этих типов имеется и в штабе. Этот господин присоединился к нам уже в пути, прибывши на эскадру с крейсера «Диана», постыдно бежавшей в Сайгон. Об этой мерзости лучше не говорить. Меня радует, что в данном случае штаб проявляет редкое единодушие в оценке этой замечательной личности. Наша голова - Адмирал - по-видимому, сам сознаёт, что поступил неладно. Нервничает больше, чем допускается при каких бы то ни было обстоятельствах. Раздражается из-за пустяков. Он сильно постарел за последнее время. Впрочем, мы все этим грешим. Удивляешься одному: почему до сих пор ни у кого из нас не сдало здоровье? Здоровье всё-таки сохранилось довольно порядочно. Правда, что часто нападает какая-то апатия, общая усталость, но всё-таки пока ещё можно считать себя физически здоровым.



Вот тебе на первый раз общая картина нашей внешней и внутренней жизни. Не особенно весёлая она, но что же делать. Если гг.Суворины вздумают рисовать нас в виде героев с пылающими местью сердцами, это будет так же далеко от истины, как всё, что они пишут вообще.



Пока до свидания, Крепко целую тебя и милых моих ребят.



Письмо флагманского артиллериста 2-й Тихоокеанской эскадры полковника Федора Аркадьевича Берсенева жене, от 18 марта 1905 года. Из книги, изданной в прошлом году в Череповце.