...дабы не забыть.
читать дальшеБлагодаря Кьярре наткнулся на днях на весьма забавную статейку. Потом, решив покопаться в писаниях "спецназовцев", на другую. Захотел сделать маленькую подборочку материалов из сетки и библиотеки по сабжику.
Опережая уже начавшую складываться подборку, скажу, что с Опиумными войнами ситуация складывается, похоже, полностью аналогично известной истории с Парагвайской войной -- "гадские империалисты в поте лица душат свободолюбивые народы Азии и Америки, дабы не". Ну и что данное освещение, сдается мне, настолько же соответствует действительности. Но заранее оговорюсь, что пока еще не знаю, что именно сумею откопать, хотя общее представление уже есть...
@настроение:
книжночервячное, сетекрысячное
...
Опиум как экономическая отмычка
В условиях закрытости китайского общества и рынка, бедной номенклатуры английского и европейского экспорта именно опиум превратился в инструмент взлома закрытого китайского социума и его разрушения, в своеобразную отмычку в колониальном наборе методов проникновения европейцев в восточные страны. Опиум дал название целой эпохе так называемых опиумных войн: с 1840-го по 1842-й и с 1856-го по 1860 годы. Эта двадцатилетняя эпоха вместила в себя активное проникновение европейцев в Китай, восстание тайпинов, разложение цинского режима и эрозию традиционного китайского общества. В результате к началу ХХ века Китай превратился в зависимое полуколониальное государство. Но начало этому болезненному для исторической памяти китайцев процессу положили именно опиумные войны.
Для того, чтобы понять масштабы опиумной экспансии англичан в Китай, обратимся к цифрам и фактам. С 1662 года европейцы (англичане и французы) обладали разрешением китайского правительства на торговлю в Кантоне. Но с 1757-го цинское правительство ужесточает правила торговли с европейцами, вполне справедливо опасаясь эрозии из-за европейского влияния существующего тысячелетнего порядка. Английская Ост-Индская компания стремилась, с одной стороны, избавиться от монополии китайского торгового общества "Кохонг" ("Гунхан"), за которым стояло пекинское правительство, контролировавшее таким способом торговлю с Западом и контакты своих подданных с европейцами; а с другой – мечтала взломать китайский рынок для растущей английской промышленности. Существовал также фактор чая: с начала XIX столетия мода на этот напиток в Европе приняла повальный характер. Справедливо было бы также назвать опиумные войны "чайными". Как когда-то жажда пряностей гнала португальцев и испанцев на Восток, так и теперь английские торговые компании снаряжали флотилии быстроходных клиперов за чаем в Китай (производство чая в Индии и на Цейлоне удалось наладить только во второй половине XIX века). Монополист в лице "Кохонга" всячески сдерживал расширение торговли с европейцами.
Но помимо китайской монополии на внешнюю торговлю серьезным сдерживающим фактором было требование китайской стороны покупать чай исключительно на серебро. Англичане оказались в финансовой ловушке: расширение экспорта чая вело к его удешевлению на европейских рынках, в то же время шло подорожание серебра – все это в совокупности съедало прибыль. Выход британским торговцам подсказало наблюдение за рынком и торговыми потоками в Азии. Установив контроль над производством опиума в Бенгалии, уже с 1780-х годов англичане начинают продавать его в Южном Китае. К 1816 году объем продаж опиума в Китае достиг 22 тыс. ящиков в год, что представляет собой колоссальную цифру даже в современных условиях. Чайные и опиумные клиперы работали на одних и тех же хозяев: в Китай они везли опиум, а из Поднебесной – чай. В Индии и Англии цена на серебро падала (опиум продавался исключительно на серебро), в Китае падала цена на чай, что в конце концов вело к увеличению доходов предприимчивых сынов Туманного Альбиона.
В период между 1780 и 1810 годами в Китай завозилось, по оценкам современного немецкого историка Ю. Зандвега, порядка 325 тонн, в 1832-м эта цифра достигла уже 1400 тонн, а в 1838 году – 2600 тонн опия. Китайское правительство оказалось перед лицом двух угроз: во-первых, утечки драгоценных металлов из страны, что было чревато кризисом денежной системы и всей экономики Поднебесной; во-вторых, широкого распространения наркомании среди населения. В период правления императора Даогуана (1821–1850) численность тяжело больных наркоманов достигала нескольких сот тысяч человек. Причем это были представители не бедных слоев населения, а его активной, деловой части. Кроме того, наркоманы пополняли ряды религиозных и политических обществ, шли на уголовные преступления ради наркотиков. Вот почему ультиматум Пекина уничтожать контрабандный опиум и сурово наказывать его экспортеров был воспринят англичанами чрезвычайно серьезно и привел в конце концов к военной экспедиции Англии в Китай.
М.Лаумулин - Опиумные войны: у истоков полицейских войн Запада
В конце XVIII века англичане, а вслед за ними и американцы начали ввозить в Китай опиум. Англичане поставляли в Индию мануфактуру, на выручку скупали у тамошних крестьян опиум, сбывали его в Китае и возвращались в Англию с чаем, фарфором и шелком. Американцы везли опиум из Турции, но их операции значительно уступали по масштабам английским.
Первый китайский указ о запрете этого зелья был издан в 1796 году. Складировать опиум в портах было нельзя, но наркоторговцы нашли выход: его хранили на кораблях, стоявших на якоре у побережья, и торговля велась прямо с них. В конце XVIII века англичане ввозили в Китай ежегодно около 2 тыс. ящиков опиума (порядка 65 кг в каждом), в начале XIX века объем экспорта удвоился. В 1816 году он достиг 22 тыс. ящиков, а в 1837-м англичане ввезли уже 39 тыс. ящиков, выручив за них порядка 25 млн юаней (более Ј6 млн, или более 16 млн лянов серебра).
Власти Китая запрещали ввозить, покупать, продавать и потреблять опиум в 1822, 1829, 1833 и 1834 годах, однако поставки наркотика неуклонно увеличивались, причиной чему была чудовищная коррупция в среде китайского чиновничества. Вскоре после появления первого запрета на опиум один из английских торговых агентов писал в донесении: "Все уверены, что начальник морской таможни втайне поощряет эту незаконную торговлю в целях личного обогащения, и он, конечно, не будет активно ей препятствовать".
В 1809 году наместник южных провинций Гуандун и Гуанси Бай Лин запретил ввоз опиума самым решительным образом. Однако в докладе английского навигационного комитета, составленном через два года, говорилось: "Приказ губернатора о запрещении опиума -- всего лишь слова в официальном документе, власти давно уже потворствуют контрабандным перевозкам, используя их в качестве удобного средства наживы". Такое положение вещей не было секретом для Пекина. В 1813 году император Юнъян писал в своем указе, что "во всех морских таможнях есть подлецы, которые в личных интересах взимают опиумные сборы в серебре. Нужно ли удивляться, что приток этой отравы все время увеличивается".
Еще яснее опасность опиума видел следующий император -- Даогуан, занявший престол в 1820 году. Спустя два года он объявил на всю Поднебесную, что "опиум, проникая в страну, сильно вредит нашим обычаям и отражается на умственных способностях людей. Все это происходит потому, что таможенные чиновники в портах допускают контрабандную торговлю, которая приобрела большой размах". В указе император в очередной раз запретил чиновникам брать взятки, но те почему-то не образумились. Когда Даогуан потребовал от наместника провинций Гуандун и Гуанси Юань Юаня принять наконец действенные меры против коррупции и контрабанды, тот отписал императору, что в таких делах "следует действовать увещеванием", а надлежащие меры следует "не торопясь обдумать".
К концу первой четверти XIX века в Китае фактически сложилась очень мощная наркомафия, имеющая связи на самом верху. Главными "опиумными" позициями были пост губернатора провинции Гуандун, в которой находился единственный открытый для иностранцев порт Гуанчжоу, и пост главы морской таможни Гуандуна. Так, в 1826 году гуандунский губернатор Ли Хунбинь отрядил специальное судно для сбора взяток с иностранцев за разрешение торговать опиумом. Судно привозило главе провинции ежемесячно около 36 тыс. лянов серебра. Система работала четко. Регулярно, раз в несколько лет, из столицы приезжали ревизоры, которые изымали в казну часть полученных от иностранцев денег, никого при этом не наказывая. Свою долю получал и император. Ему гуандунская таможня три раза в год отправляла бэйгун -- дарила диковины заморского происхождения вроде часов и музыкальных шкатулок.
Схема распространения наркотика была такой. Англичане доставляли ящики с опиумом на корабли-склады в провинции Гуандун. Потом товар перегружался на джонки, которые доставляли его в порты прибрежных провинций Фуцзянь, Чжэцзян, Цзянсу и Шаньдун, а также в порт Тяньцзинь недалеко от Пекина. Оттуда наркотик расходился по всему Китаю -- торговцы доставляли его на лодках и повозках. По свидетельству современников, склады и торговые точки, где можно было приобрести опиум, работали в каждом крупном городе.
Борьба с наркоторговлей превратилась для китайских чиновников в выгодный бизнес. Так, активную борьбу с контрабандой повел капитан корабля береговой охраны Хань Чжаоцин, который регулярно сдавал государству по несколько ящиков опиума, якобы конфискованных у контрабандистов. На самом деле англичане просто давали грозному таможеннику взятки натурой, а потом он получал награды от правительства. Хань Чжаоцину были пожалованы звание адмирала и почетное право носить павлиньи перья. Встав во главе эскадры, он начал развозить опиум на военных кораблях, и за время его адмиральства ввоз наркотика вырос до 40-50 тыс. ящиков в год.
Англичане не соглашались отдавать своих подданных в руки китайского правосудия: суд над не имеющими высокой протекции был скорым
Курение опиума приобрело в Китае массовый характер -- к середине XIX века там было около 2 млн курильщиков (население страны составляло порядка 400 млн человек). Хуан Цзюэцзы, крупный сановник, ставший впоследствии идейным вдохновителем борьбы с опиумом, писал в докладе, поданном императору: "Начиная с чиновничьего сословия вплоть до хозяев мастерских и лавок, актеров и слуг, а также женщин, буддийских монахов и даосских проповедников -- все среди бела дня курят опиум". По подсчетам Хуан Цзюэцзы выходило, что из десяти столичных чиновников наркотик употребляют двое, из десятка провинциальных -- трое, а из десяти служащих уголовной и налоговой полиции -- уже пятеро-шестеро.
Стремились приобщиться к опиуму и низшие слои населения. В 1842 году губернатор провинции Чжэцзян Лю Юнькэ сообщал в Пекин, что в уезде Хуанянь днем не услышишь человеческого голоса, поскольку население лежит по домам, обкурившись, и только ночью приходит в себя, чтобы сбегать за новой дозой.
Тем не менее курение опиума было дорогим удовольствием. По подсчетам современников, курильщик опиума тратил на зелье в год около 36 лянов серебра. При этом общий годовой бюджет среднего крестьянина составлял примерно 18 лянов.
Наркомафия, располагавшая значительными финансовыми средствами и административным ресурсом, превращалась в серьезную силу. Во всяком случае, суровые указы Даогуана не мешали ей чувствовать себя вполне комфортно. Китайский хронист того времени писал: "Люди, занимавшиеся борьбой против опиума, и те, кто его продавал и потреблял, взаимно защищали и покрывали друг друга. Они объединились, подобно шайке жуликов, для осуществления своих темных дел и не давали возможности ни проверить их, ни наказать".
К.Большаков -- Маковая опухоль
Уже здесь, при всей ограниченности и тенденциозности подачи, вырисовывается картина истинных причин рассматриваемых событий...
Причины войны
С XVIII столетия замечается резкая перемена как во внутренней, так и во внешней политике Китая. Китайцы, принявшие христианство, начинают подвергаться самым жестоким преследованиям и торговля с европейцами всячески стесняется.
Такую резкую перемену в политике можно объяснить тем влиянием, которое оказывали на народ европейцы, и опасением правительства за сохранение в империи веками установившегося порядка. В 1757 году европейцам была совершенно воспрещена торговля в Китае, за исключением двух портов Макао и Кантона. Все торговые сделки европейцев в упомянутых портах должны были совершаться при посредстве особого китайского торгового общества купцов Гонга, ответственных перед правительством. Посредничество в торговле купцов Гонга сильно стесняло торговлю, сосредоточивая ее в одних руках и исключая свободную конкуренцию. Но до тех пор, пока вся торговля Китая находилась в руках Ост-Индской компании, это стеснение было мало заметно, так как и в Европе существовали торговые монополии.
В апреле 1834 года Ост-Индская компания лишилась этой монополии, и английские купцы, желая пользоваться в Китае правом свободной торговли, старались избавиться от зависимости купцов Гонга. В это время промышленность быстро развивалась во всей Европе, в особенности в Англии, которая искала новые выгодные рынки для сбыта своих изделий. Этим условиям вполне удовлетворял густонаселенный Китай, незнакомый до сих пор с европейскими произведениями. С другой стороны Китай мог доставить для вывоза много предметов, на которые в Европе появился уже значительный спрос, например – чай, вошедший во всеобщее употребление. На этом основании английское правительство , в интересах своих подданных, не могло не стремиться к расширению в Китае своих торговых прав. С этой целью оно послало в Кантон в 1833 году, со званием главноуправляющего английской торговлей, лорда Нэпира вместо прежнего резидента Ост-Индской компании, проживавшего в Макао. Все попытки Нэпира к расширению торговых прав, к уничтожению торговой монополии купцов Гонга оказались безуспешными, и он принужден был покинуть Кантон, так как по китайским законам пребывание в этом городе было разрешено лишь в летние месяцы только одним купцам, а не правительственным чиновникам.
В то время, когда торговля была обставлена такими затруднениями, в устьях Жемчужной реки, или Си-кианга, развилась значительная контрабандная торговля. Главным предметом противозаконного ввоза служил возделываемый в Индии опиум, курение которого было весьма распространено в Китае и пагубно действовало на здоровье населения. Опиум вывозился английскими купцами из Калькутты и Бомбея на особого рода судах, известных под названием опиум–клиперов. Эти легкие на ходу суда были обыкновенно хорошо вооружены, под предлогом защиты от морских пиратов, и потому смело вступали в бой с китайскими военными джонками. Остров Ли-тинг, лежавший южнее устья Жемчужной реки, служил главным притоном контрабандистов и находился на глазах английского резидента в Макао. За покупаемый опиум китайцы должны были платить серебром, которое вследствие усиления ввоза этого товара постепенно дорожало.
Китайское правительство хорошо видело, что ввоз опиума происходил не без ведома английских купцов, и неоднократно обращалось к резидентам Ост-Индской компании с требованием прекратить эту торговлю. В виду безуспешности своих представлений, оно решилось прибегнуть к более строгим мерам для прекращения контрабанды. К тому же постоянные попытки английских купцов завязать новые торговые сношения и настойчивые требования лорда Нэпира раздражили китайское правительство, видевшее в этом стремление нарушить основные законы и обычаи страны.
Для восстановления прежних торговых правил, для разбора столкновений, происшедших между областным управлением Кантона и английскими купцами, а главным образом для прекращения торговли опиумом туда был послан в марте 1839 г. императорский комиссар Лин, облеченный обширными полномочиями. С самого начала Лин показал, что имея намерение уничтожить торговлю опиумом, он не остановится ни перед какими мерами. Первым его требованием было, чтобы резидент Ост-Индской компании Дент и главноуправляющий английской торговлей, капитан Эллиот{2}, явились в Кантон для объяснений. Вслед за тем он объявил резидента Эллиота и всех английских купцов пленными до тех пор, пока весь опиум не будет выдан китайским властям. Несмотря на представления капитана Эллиота, что честно торгующие английские купцы не могут быть ответственны за действия своих соотечественников, занимающихся контрабандой, комиссар Лин настаивал на выдаче опиума. Вся китайская прислуга, находившаяся в услужении у английских купцов, должна была, по приказанию Лина, покинуть своих хозяев, и население Кантона, возбуждаемое его прокламациями, стало обнаруживать к ним неприязненные чувства. В таких затруднительных обстоятельствах, не имея инструкций от своего правительства, капитан Эллиот уступил требованиям Лина, отчасти из желания спасти груз чая, закупленный английскими купцами. Эллиот, для освобождения английских купцов, потребовал от всех великобританских подданных выдачи опиума, с обещанием, что правительство заплатит все убытки. Благодаря такой уступчивости, весь сбор чая 1839 года мог быть вывезен в Англию, и купцы получили свободу, но опиум был уничтожен по приказанию Лина.
Явно враждебные действия китайского правительства заставили английское министерство принять меры для обеспечения положения своих подданных, а также потребовать удовлетворение за нанесенные оскорбления и причиненные убытки. Вся эскадра, плававшая в индийских морях, получила приказание сосредоточиться в Сингапуре, и начальником ее был назначен адмирал Георгий Эллиот, брат уполномоченного, долженствовавший прибыть с мыса Доброй Надежды с несколькими судами.
Бутаков, Тизенгаузен -- Опиумные войны
Дальше буду сканировать разные книшшки, потом шерстить Сеть... мелкоячеистой сетью
Следующие тексты представляют собой статьи О.Е.Непомнина из РАНовского сборника "История Востока". Захватывают не столько события первой Опиумной войны, сколько общее положение цинской империи в начале XIX века. Почему -- станет ясно в процессе...
В конце XVIII в. в Китае правила династия Цин — царствующий дом завоевателей-маньчжуров, а сама держава именовалась Цинской империей. Помимо собственно Китая и Маньчжурии она включала в себя Монголию, Джунгарию, Кашгарию и Тибет. Империя Цин была самым большим государством Азии. В ее сословной системе высшим являлось сословие «знаменных» (цижэнъ) — завоевателей Китая. Ниже располагались «четыре сословия» (сыминь) китайцев — «ученые» (ши, шэньши), «земледельцы» (нун), «ремесленники» (гун) и «торговцы» (шан). Цинская империя являлась типичной восточной деспотией во главе с императором-богдоханом. Господствующим классом здесь выступала феодальная бюрократия. Класс крупных и средних частных землевладельцев был лишен политической власти. Примерно половина крестьянства владела землей и платила налоги в казну. Остальные дворы либо не имели своей земли, либо владели крохотными участками, что вынуждало арендовать землю у помещиков за высокую арендную плату. Города с их ремесленниками и торговцами находились под жесткой властью бюрократии. Чиновный контроль над населением дополнялся идеологическим господством конфуцианства.
Конец XVIII — начало XIX в. были для Цинской империи периодом резкого обострения экономической, социальной и политической напряженности. Главным фактором последней стали все увеличивающиеся «ножницы» между обгоняющим ростом населения и отстающим расширением пахотных площадей. Если за сто лет (с конца XVII в. по конец XVIII в.) численность населения выросла втрое (со 100 млн. человек до 300 млн.), то пахотные земли — только на две трети. Тем самым обрабатываемая площадь на душу населения сократилась на 30%. Резко обострилась продовольственная проблема, снизился жизненный уровень населения, и более тяжелым стало реальное налоговое бремя при формально неизменных ставках обложения. Демографический рост все более сказывался на экономическом развитии. Общая ситуация развивалась в сторону перерастания очередного экономико-демографического кризиса в социально-политический и Династийный. Кризис набирал силу в различных регионах Китая неодинаковыми еМпами. В конце XVIII — начале XIX в. он наиболее остро проявился не в развитых и плодородных провинциях Центрального и Южного Китая — на орошаемых полях «рисового пояса», а в отсталых и бедных районах Северного Китая — на богарных землях «пшеничного пояса». Здесь — к северу от Янцзы — сотни тысяч разоренных крестьян пополняли толпы бродяг и нищих, которые бродили по дорогам, скапливались в городах.
К концу XVIII в. в связи с резким падением жизненного уровня главным выразителем массового недовольства и народных чаяний, а также организатором борьбы в Северном Китае оставалась религиозная секта «Белый Лотос» («Байляньцзяо») с целым рядом ответвлений, сетью ячеек и множеством последователей ее учения. Ересиархи Лю Чжисе и Сун Чжицин укрепили и расширили позиции секты. Проповедуя аскетизм и принцип равного распределения богатств, вербуя новых адептов, они развернули подготовку к восстанию. Они объявили, что Поднебесной предстоит пройти через полосу «неминуемых белствий». После чего Будду Шакьямуни, сидящего на Красном Лотосе, сменит милостивый и веселый Будда Майтрейя на Белом Лотосе, а эпоху Красного Солнца — эпоха Белого Солнца. В итоге падет господство «северных варваров» маньчжуров, возродится исконно китайская династия Великая Мин и на земле наступит царство Божие.
Секта стала превращаться в организационную структуру для ведения вооруженной борьбы, поэтому правительство перенесло свой натиск — массовые расследования, обыски, аресты, конфискации и казни — с уже обессиленного восточного крыла секты (в провинциях Чжили, Шаньдун, Хэнань) на западное крыло (Хубэй, Хунань, Сычуань, Шэньси). Наряду с сектантами пострадали тысячи ни в чем не повинных людей. Все это резко ускорило подготовляемое Лю Чжисе и другими ересиархами выступление сторонников «Белого Лотоса».
В феврале 1796 г., на шестидесятом году своего правления, в возрасте 85 лет оператор Хунли отрекся от престола и передал власть своему пятнадцатому сыну Юнъяню (1796-1820), который правил под девизом Цзяцин. Новый богдохан получил вместе с троном в наследство от отца его всемогущего фаворита Хэшэня. Еще в течение трех лет — вплоть до смерти экс-императора в 1799 г. — Хэшэнь сохранял в своих руках управление всеми делами государства.
Смена власти совпала с началом крестьянской войны в Северо-Западном Китае. В феврале 1796 г. произошло руководимое сектантами восстание крестьян двух северных уездов Хубэя, перекинувшееся затем в его западные и центральные районы. Это послужило началом длившейся восемь лет (1796-1804) крестьянской войны под знаменем «Белого Лотоса». На первом ее этапе центром движения стала область Сянъян — давний оплот секты. Здесь было создано наиболее организованное и боеспособное соединение повстанческих отрядов. Во глав сянъянского войска стояли вдова одного из лидеров секты, Ци Ван, выходец и эгатых крестьян Яо Чжифу и учитель Ван Тинчжао. Основной движущей сил восстания являлось крестьянство, а также сельская и городская беднота. Повстанцы не выступали против других религий. Они сжигали управы (ямэни) в здах, убивали чиновников, их приспешников, а также шэнъши и богачей. Восставшие обещали населению освобождение от налогов и повинностей, наделение землей и наступление всеобщего благополучия. У богачей отбиралось накопленное добро. Главной целью стало уравнительное перераспредел существа.
Восстание в Хубэе быстро расширялось, к нему присоединились последовали «Белого Лотоса» на северо-востоке Сычуани. Во главе их стояли конный курьер Сюй Тяньдэ и Ван Саньхуай — деревенский знахарь и соляной контрабандист. Оба стали выдающимися вождями и полководцами повстанцев.
Вслед за этим секта подняла знамя борьбы в южных районах Шэньси. Почувствовав свою силу, ее руководители на первом этапе стремились овладеть городами. Захватив более десяти городов и укрепив их, они перешли к оборонительной тактике. Бои за города против превосходящих сил противника приводили к истощению сил, большим потерям и неудачам. В сражении у Цигуйчжая много бойцов «Белого Лотоса» было убито и ранено, а две тысячи пленных каратели живыми зарыли в землю. Тогда повстанцы отказались от захвата городов и от оборонительной тактики перешли к «подвижной войне» в сельских районах. Сянъянское соединение численностью в несколько десятков тысяч человек, уходя от группировки правительственных войск, вторглось в Хэнань. Обрастая местными отрядами повстанцев, сянъянцы в 1796г. двинулись на север и северо-восток — к Хуанхэ. Создалась угроза их выхода к Великому каналу. При дворе в Пекине началась паника. Опасаясь наступления «разбойников-сектантов» на столицу, император вывез все свои сокровища в Маньчжурию. Однако наступающие колонны резко повернули на запад — в Шэньси. Там они форсировали р. Ханьшуй и в 1797 г. вошли в Сычуань, где соединились со своими собратьями-единоверцами. Здесь, в Дунсяне, состоялось первое совещание командующих соединениями и колоннами. Повстанцы упорядочили военную организацию и скоординировали действия.
Между тем в правящем лагере наблюдался кризис. В полной мере сказались разложение госаппарата в условиях господства продажной клики Хэшэня, деградация маньчжурских «восьмизнаменных войск» (баци) и падение их боеспособности ниже уровня китайских «войск зеленого знамени» (люйци). Получили распространение дезинформация высших инстанций, т.е. приписывание себе несуществующих побед, и жестокость в отношении мирного населения. В ходе карательных экспедиций в Хубэе были уничтожены десятки тысяч крестьян — как сектантов, так и непричастных к движению мирных жителей. Повстанцы вели «подвижную войну» в северо-восточных районах Сычуани. Затем часть сянъянской армии под командованием Ци Ван, Яо Чжифу и Ван Тинчжао двинулась в Хубэй, где летом 1797 г. нанесла серьезный урон цинским войскам в ожесточенном сражении близ Байдичэна. В ходе дальнейшей маневренной войны сянъянцы одержали ряд побед и овладели некоторыми городами. В Сычуани они были переформированы в четыре армии. Повстанческие вожди провели в 1798 г. второе совместное совещание. После победоносного рейда в Шэньси сянъянцы двинулись в Хубэй, однако в пограничном уезде Юньси в апреле 1798 г. они оказались в окружении и были разгромлены превосходящими силами правительства. Не желая попасть в плен, Ци Ван и Яо Чжифу покончили с собой, бросившись с отвесной скалы. Потеря двух ведущих руководителей и гибель их армии явились серьезным ударом для повстанцев «Белого Лотоса».
До конца 1798 г. и весь 1799 год их основные армии сражались в Сычуани. В бою у Аньлэпина группировка Лэн Тяньлу окружила и наголову разбила цинские войска. Зимой 1799 г. Сюй Тяньдэ и его соратники вблизи Кайсяня одержали крупную победу над главными правительственными силами. Жань Тяньюань в кровопролитном сражении под Цаньси в конце 1799 г. нанес тяжелый урон основной цинской группировке.
В 1799 г. повстанцы действовали в 166 округах и уездах Сычуани, Шэньси, Хубэя и Ганьсу. К весне 1800 г. они контролировали большинство уездов и округов Сычуани, угрожая ее главному городу — Чэнду. К этому времени правительство сделало ставку на расширение и усиление местных иррегулярных частей, поскольку прежняя тактика «истребления» и «блокирования» не давала эффекта. К 1799-1800 гг. особую роль стали играть созданные и руководимые помещиками и шэнъши, а также чиновниками отряды «сельского ополчения» (сянъюн) куда помимо благонадежных крестьян зачислялись и деклассированные элементы. С 1800 г. власти стали особенно широко применять тактику «прочной обороны и оставления врагу опустошенной территории». С приближением повстанцев все население вместе с продовольствием и скотом угонялось в горы или в укрепления под охрану сянъюн, тем самым лишая бойцов «Белого Лотоса» провианта и подкрепления.
Крестьяне, измученные пятью годами войны и репрессиями властей, стали терять надежду на успех восстания. Многие стали покидать ряды мятежников. К тому времени многие наиболее убежденные и преданные сектанты «Белого Лотоса» погибли в боях и походах, а вновь примкнувшие не отличались стойкостью. В итоге в конце 1799 — начале 1800г. в ходе крестьянской войны «Байляньцзяо» наступил явный перелом. Повстанцы стали капитулировать поодиночке и целыми отрядами. Потеряв былую поддержку населения, лишившись пополнений и продовольствия, численно сократившиеся отряды и соединения повстанцев с 1800 г. стали постепенно отступать в основной район восстания на стыке Хубэя, Сычуани и Шэньси. Параллельно же разрасталось движение в Ганьсу.
В 1799г., после смерти Хунли император Юнъянь поспешил разделаться с ненавистным временщиком Хэшэнем, который был арестован, судим и казнен, а его несметные богатства конфискованы. Их львиную долю забрал себе богдохан. Наиболее одиозные и бездарные ставленники Хэшэня потеряли свои посты. Теперь к руководству войсками, сражавшимися против повстанцев «Белого Лотоса», пришли новые, способные военачальники. Верховным главнокомандующим в 1799 г. был назначен искусный полководец монгол Элэдэнбао. Военные действия отныне координировались в соответствии с общим планом кампании. Все это значительно укрепило цинский лагерь. Тем не менее он еще долго не мог вырвать инициативу из рук полководцев «Белого Лотоса», хотя их войска все больше редели. К началу 1801 г. были схвачены и казнены Ван Саньхуай и ряд других повстанческих вождей. В 1800 г. властям удалось подавить восстание в Ганьсу. В том же году в боях под Матиганом (на западе Сычуани) погиб Жань Тяньюань, а затем было разгромлено его войско. Все большую силу набирали сражавшиеся против «бандитов-сектантов» отряды сянъюн.
Несмотря на начавшийся спад движения, его воинские соединения продолжали еще одерживать победы — вблизи Чжуцзышаня, в уезде Наньчжан и при Фуцзячжэне. В конце 1800 г. лидеры восставших провели в Цзишани (Шэньси) свое третье и последнее совещание. Сторонники секты во главе с Лю Чжисе в 1800 г. подняли восстание в Хэнани. После его подавления цинские палачи разрубили на куски этого престарелого патриарха «Байляньцзяо». В остальных провинциях повстанцы продолжали маневренную войну, но их силы заметно слабели. В 1801 г. было разбито соединение Ван Тинчжао, а сам он в клетке был отвезен в Пекин и казнен. В сражении погибла большая часть войска прославленного Сюй Тяньдэ. В 1802г. он, преследуемый противником, утонул при переправе через реку в Хубэе, а его оставшиеся отряды рассеялись. Потерпела поражение группировка Гао Эра и Ма У, а сами они попали в плен.
После таких тяжелых потерь повстанческие силы в течение всего 1802 г. продолжали неравную борьбу. В кровопролитном бою в округе Чжушань (Хубэй) была разбита группировка Фань Жэньцзэ и Гоу Вэньмина. Первый утонул в реке, второй с остатками войска ушел в Шэньси. Здесь к нему примкнули многочисленные отрЯды местных бойцов секты. Соединение Гоу Вэньмина вторглось в Ганьсу, несколько месяцев сражалось в Шэньси, но летом 1802 г. было оттеснено глухой безлюдный район и разбито, а его командующий в 1803 г. попал в плен. Среди оставшихся предельно измотанных и полуголодных повстанцев стали свирепствовать болезни. Однако еще целых два года разрозненные отряды «Байляньцзяо», применяя тактику «небольшим числом одолеть многих», вели героическую борьбу в большом горно-лесистом районе на стыке Сычуани, Хубэя и Шэньси. Вокруг него в 1803-1804 гг. властями были созданы четыре укрепленные линии и стянуто большое количество войск. Они двигались между этими кордонами, уничтожая отряды «Белого Лотоса» и местное население — в основном бедноту и отверженных (пэнминъ), помогавших повстанцам. Последние отряды сектантов были уничтожены только осенью 1804 г.
Так закончилась крестьянская война «Байляньцзяо», длившаяся свыше восьми лет (1796-1804), охватившая шесть провинций Северо-Запада и потребовавшая от правительства колоссального напряжения сил. Подавление повстанцев обошлось казне в 200 млн. лянов серебром. Несмотря на военную победу, цинский режим из кровавой эпопеи 1796-1804 гг. вышел не окрепшим, а ослабленным. Продолжалось нарастание социального напряжения и втягивание в очередной социально-экономический, демографический и династийный кризис. Удар, нанесенный маньчжурскому режиму армиями «Байляньцзяо», во многом обесценил «достижения» периода Хунли (1736-1796) и вскрыл внутреннюю слабость Цин-ской империи накануне ее столкновения с капиталистическими державами Запада в 40-50-х годах XIX в.
Между тем у берегов Китая, как и в 20-40-х годах XVII в., начались столкновения между колонизаторами. Английская Ост-Индская компания попыталась отнять Макао у Португалии, попавшей с 1801 г. под эгиду Наполеона, однако эти попытки закончились неудачей, так как цинские власти воспротивились предпринятым англичанами акциям.
Английское правительство не теряло надежды на мирное «открытие» китайского рынка. Новое посольство, отплывшее в Китай, возглавил дипломат лорд Амхерст. Его главной задачей стало учреждение в Пекине постоянного английского представительства. Прибыв осенью 1816 г. в Тяньцзинь, Амхерст был встречен как посланник из обычного «варварского государства» — «данника» богдохана. От посла требовали исполнения традиционной церемонии коутоу — троекратного вставания на колени. Попытка Амхерста под любым предлогом не делать этого вызвала гнев Юнъяня. Император приказал выдворить посольство из Китая и предложил английскому правительству больше не присылать своих послов.
После поражения крестьянской войны 1796-1804 гг. внутренний мир в империи не наступил. В условиях обострившегося кризиса продолжалась вооруженная антицинская борьба в различных провинциях. В Хунани и Гуйчжоу в 1801 г. вспыхнуло восстание мяо, окончательно подавленное в 1806 г. В 1803 гг. за оружие взялась беднота области Хуэйчжоу (на востоке Гуандуна), объединенная тайным обществом «Тяньдихуэй» («Небо и Земля», или «Триада»).
Все нараставшее сопротивление цинской власти стала оказывать морская разбойная вольница Южно-Китайского и Восточно-Китайского морей. Пираты, как правило, были членами «Тяньдихуэя», т.е. сторонниками свержения Цин и восстановления Мин. Опытные и отважные моряки, они располагали множеством быстроходных кораблей, были хорошо вооружены и легко уходили от преследования правительственных судов. Победа династии Нгуэнов во Вьетнаме лищила китайских пиратов их позиций, доходов и баз на побережье залива Бакбо (Тонкинский), заставив перебазироваться в Китай.
С 1803 г. значительная часть «морской вольницы», возглавляемая Дай Цянем, перенесла свои действия на побережье Гуандуна, Фуцзяни и Чжэцзяна, грабя купеческие суда и сражаясь с цинскими морскими силами. Против пиратов была направлена большая флотилия под командованием Ли Чангэна, но он не только не смог разгромить эскадру Дай Цяня, но и сам погиб в бою. Только в 1810 г. совместными действиями кораблей Нгуэнов и эскадры наместника Лянгуана были уничтожены последние корабли пиратов в Южно-Китайском море.
Роль лидера антицинской борьбы перешла к восточному крылу «Белого Лотоса» — секте «Багуа» («Восемь Триграмм»). Репрессии властей заставили ее дважды сменить название — сначала на «Лунхуа» («Цвета Дракона»), а затем на «Тяньли» («Небесный Разум»). В свою очередь, сама секта делилась на восемь отделений (гуа) — по числу триграмм. В провинциях наибольшего влияния (Хэнань, Чжили и Шаньдун) секта «Тяньли» имела две ветви и соответственно два организационных центра — чжилийский и хэнаньский. Первым руководил глава всей секты Линь Цин со ставкой в деревне Хуанцунь (южнее Пекина). Второй возглавлял бывший плотник Ли Вэньчэн из торгово-ремесленного города Даокоу в уезде Хуасянь (на северо-востоке Хэнани).
В соответствии с их договоренностью планировалось внезапным ударом штурмовых групп в полдень 8 октября 1813 г. захватить императорский дворец, затем атакой извне овладеть всей столицей. Одновременно намечалось выступление в ряде районов Чжили, Хэнани и Шаньдуна с последующим взятием крУпных городов. Формировались тайные отряды и изготавливалось оружие. ОДнако власти в Хэнани напали на след заговора, арестовав Ли Вэньчэна и его ближайшего помощника Ню Лянчэня. Это послужило сигналом к восстанию. 30 сентября 1813 г. три тысячи сектантов, не дожидаясь условленного срока, взялись за оружие, захватили город Хуасянь и освободили своих вождей. Вслед за этим поднялись и другие ячейки «Небесного Разума», овладев несколькими уездными центрами на северо-востоке Хэнани.
Не зная об этом, чжилийская ветвь секты продолжала действовать строго по разработанному плану. Заранее проникшие в Пекин два отряда заговорщиков 8 октября штурмовали восточные и западные ворота «Запретного города, но прорваться в дворцовый комплекс удалось лишь восьми десяткам нападавших. Воспользовавшись всеобщей паникой, они достигли покоев богдохана, но были отбиты дворцовой стражей и схвачены. Властям удалось завлечь Пекин и арестовать самого Линь Цина. В Чжили и Хэнань были двинуты войска. В итоге чжилийская ветвь секты, потеряв вождя, была разгромлена правительственными войсками.
В Хэнани же восстание поначалу развертывалось успешно. Повстанцы овладевали городами, расправлялись с чиновниками, знатью и шэньши, захватывали имущество богачей, сжигали долговые документы, громили тюрьмы, опустошали и жгли ломбарды и меняльные лавки. Сектантов поддерживали крестьяне, ремесленники, мелкие торговцы, к ним охотно присоединялась беднота. Восстание перекинулось в юго-западные районы Шаньдуна, повстанцы заняли главные города ряда уездов. Основные военные действия развернулись в северо-восточной Хэнани вокруг Даокоу и Хуасянь. Более двух месяцев продолжались бои (ноябрь 1813 — январь 1814 г.), а разрозненные стычки повстанцев с войсками происходили до конца 1814 г. Восстание «Небесного Разума» 1813-1814 гг., особенно его прорыв к дворцу богдохана — этому «святая святых» Цинской империи, — вскрыло явное ослабление маньчжурского режима и нанесло серьезный урон его престижу.
Той же зимой 1813/14 г. на юге Шэньси, в горах Циньлин восстали безработные лесорубы во главе с Вань У. В 1816 г. в Цзянсу и Аньхуэе было подавлено восстание секты «Юаньцзяо» («Учение о завершенности»).
С начала XIX в. кризис набирал силу. Рост численности населения все более Угонял расширение пахотной площади, а кадастровые земли даже сокращались. Так, с 1766 по 1833 г. кадастровые земли уменьшились с 7,8 млн. до 7,4 млн. цинов. Население за этот период возросло с 208 млн. до почти 400 млн. человек. В итоге без учета «скрытых полей» площадь обрабатываемой земли на душу населения сократилась вдвое — с 3,7 до 1,8 му. Происходили резкое измельчание крестьянских участков и разорение земледельческих дворов. В этих условиях налоговые поступления центральному правительству сокращались.
Восстания крестьян, выступления тайных обществ, рост пауперских и люмпенских слоев, а также усиление бандитизма при бессилии местных властей вынуждали землевладельцев и шэньши самим налаживать оборону. В связи с этим затраты феодалов на свои частные вооруженные дружины (миньтуань) и сельское ополчение (туаньлянъ, сянъюн) резко возросли. Все это и неспособность властей поддерживать порядок в сельской местности побуждали шэньши и «большие дома» не платить налоги. Не собранные с помещиков налоги перекладывались на крестьян и усиливали их недовольство.
Внутри казенного сектора землевладения продолжали происходить существенные сдвиги. Сокращалась площадь «знаменных земель» (циди). Рядовые и офицеры «знаменных» корпусов все более разорялись, продавали свои наделы или закладывали их за долги. Происходило падение боеспособности этой прежде грозной организации.
Ухудшение ситуации в деревне в целом сопровождалось расцветом городской экономики, подъемом в сфере ремесла, торговли, добывающей промыщленности, транспорта, кредитного рынка. Росли объемы внутренней торговли, развивалась система оптовых и посреднических фирм и их филиалов, увеличивалась роль специализированных рынков. Большое значение приобрели кредитные учреждения — переводные конторы (пяохао), меняльные лавки (цяньчжуан) и Ломбарды (дяньдан).
Постепенно развивалась внешняя торговля Цинской империи. С Россией он велась через Кяхту, а также отчасти через Чугучак (Тарбагатай) и Кульджу (Или). В русском экспорте в Китай промышленные товары, особенно ткани сильно потеснили господствовавшую прежде пушнину. Главным предметом китайского экспорта в Россию стал чай. В отличие от англичан и американцев русские купцы не занимались опиумной торговлей, строго запрещенной правительством Николая I.
Торговля Китая со странами Европы и США велась через Гуанчжоу и казенно-частную монопольную корпорацию «Гунхан» («Кохонг»). За без малого сорок лет (1795-1833) общий товарооборот здесь увеличился на 63%. Три четверти экспорта в Китай и импорта из него приходилось на долю Великобритании. До 1834 г. в торговле Англии с Китаем сохранялись монопольные права Ост-Индской компании. Британские и индийские коммерсанты, не являвшиеся пайщиками компании, могли торговать в Гуанчжоу только с ее разрешения. Англичане ввозили сюда из метрополии шерстяные ткани и металлы, а из Индии (как и индусы и мусульмане) — хлопок. Главным предметом вывоза из Китая для Ост-Индской компании оставался чай. Быстро рос и вывоз китайского шелка-сырца. В начале XIX в. в легальной торговле Китая с Европой и европейскими колониями в Азии по-прежнему наблюдалось превышение экспорта товаров из Гуанчжоу над импортом в размере примерно 5-6 млн. ляпов ежегодно, т.е. Китай продолжал «поглощать» иностранную серебряную монету.
Специфика англо-китайской торговли через Гуанчжоу состояла в том, что она как с той, так и с другой стороны, была монополизирована казенно-частными компаниями — английской Ост-Индской компанией и китайской «Гунхан». Политика той и другой становилась все более жесткой в условиях XIX в., а их монопольная деятельность стала нарушаться частными торговыми фирмами. Цинские правители упорно препятствовали свободе торговли и всемерно боролись с нарушением особых прав «Гунхан». С завершением в 20-х годах XIX в. промышленного переворота в Англии, а затем в США и Франции лозунгом дня стали свобода торговли и невмешательство государства в частнопредпринимателскую деятельность. В новых условиях и Ост-Индская компания, и «Гунхан» наряду с политикой «закрытия» Китая отходили в прошлое.
До конца 30-х годов XIX в. основными средствами «открытия» британской и мировой торговли служили попытки дипломатических переговоров и контрабандный ввоз опиума из Индии. Опиум пробивал «китайскую стену» изоляции там, где оказывалась бессильной легальная торговля. С 1800 по 1819 г. ежегодно ввозилось свыше 4 тыс. ящиков опиума, каждый весом в 60кг. Затем начался скачкообразный рост импорта. С 1820 по 1838 г. он увеличился в 5-6 раз. Всего же за 1795-1838 гг. сюда было доставлено 27 тыс. т этого наркотика.
Если до начала XIX в. серебро в виде монет регулярно поступало в Китай, то массовый контрабандный ввоз опиума изменил ситуацию — серебро стало все в больших масштабах уходить за море. Общая масса серебра, ушедшего из Гуандуна за период 1827-1834 гг., составила свыше 36 млн. ляпов, а накануне первой «опиумной» войны (1839-1842) ежегодный отток серебра из Цинской империи составлял уже около 10 млн. ляпов, что создало растущий дефицит ляновых отливок и, соответственно, повышение их цены в медной монете (вэнъ, цянь, чох) — этих «деньгах простонародья». Медноденежная котировка серебряного ляпа, давно установленная казной в одну тысячу вэней, оказалась нарушенной. Разменный курс ляпа в вэнях неудержимо пошел вверх. Прежде всего это произошло в Южном Китае, затем наступила очередь центральных провинций. С 1810 г. ли процессы стали проявляться в Северном Китае, здесь в 1839 г. ляп «стоил» почти 1,7 тыс. вэней.
Явные признаки расстройства денежной системы и рост опиекурения заставили императора Юнъяня в 1796 г. особым указом запретить не только внутреннюю торговлю этим наркотиком, но и сам ввоз его в пределы империи. Формально Ост-Индская компания не ввозила опиум ни в одну из стран и даже сама не вывозила его из Индии, но зато широко продавала бенгальский опиум частным торговцам — англичанам, а с 1821 г. и американцам. Сохраняя монополию на его производство и первичную продажу, Совет директоров компании делал вид, что к последующим операциям с купленным в Индии «товаром» он, а тем более Лондон, не имел никакого отношения. Поскольку иностранные суда с опиумом бросали якорь почти у самого Гуанчжоу, под нажимом Пекина власти ГУандуна в 1820 г. потребовали убрать их из китайских вод. Тогда английские опиумоторговцы перебазировались на о-в Линдин (Линдинъян, Нэйлиндин) в заливе Чжуцзянкоу (у устья р. Чжуцзян), а оттуда уже наркотик растекался во внутренние районы. К его перепродаже и потреблению подключались все новые контингенты китайских торговцев и население внутренних провинций.
В 1820 г., после двадцати пяти лет царствования, умер император Юнъянь, и вступил его второй сын — официальный наследник Мяньнин (1821-1850), принявший девиз правления Даогуан. В эти годы особую роль при дворе стал играть маньчжур Мучжана, ставший крупным политическим деятелем еще при Юнъяне. При новом императоре он достиг наибольшего влияния и в значительной мере определял политику Мяньнина.
Росла угроза не только разложения «восьмизнаменных», но и их ассимиляции китайцами. Разорение «знаменных», потеря и заклад ими земли вели к распаду земледельческих хозяйств и к освобождению от неволи их рабов и крепостных. К середине XIX в. в связи с переходом «знаменных земель» в руки китайскихей помещиков, торговцев, ростовщиков и крестьян в Чжили более 400 тыс. семей, т.е. свыше 2 млн. человек, освободились от рабской и крепостной зависимости. Более половины «знаменных земель» к 40-м годам XIX в. перешло в руки китайцев — через залог или тайную продажу. Обнищание солдат и низших офицеров 24 корпусов становилось массовым явлением. Ситуация осложнялась дальнеишим сокращением налоговых поступлении от помещиков и крестьян. Если в 60-70-х годах XVIII в. ежегодные поступления в казну составляли 40 млн. ляпов, то в конце столетия они снизились до 30 млн. ляпов.
В стране продолжала увеличиваться масса бедняков, бродяг и нищих. Все больше обездоленных и недовольных вступало в ряды тайных обществ, особенно «Триады» («Саньхэ», «Тяньди», «Саньдянь»). С начала XIX в. резко возросла численность рядов и военная активность «Триады» в провинциях Южного Китая. Нарастали локальные выступления крестьян и городской бедноты против маньчжурского господства. Подавленные в одном районе, они вспыхивали в другом. В 1823 г. произошло восстание в Шаньдуне, в 1830-1832 гг. вспыхивали народные бунты в Гуандуне и на о-ве Хайнань, в 1833 г. — в Сычуани и Хубэе, в 1835 г. — в Шаньси. С 1836 г. началась полоса восстаний в Хунани, в 1839 г - в Гуйчжоу. Вновь осложнилась обстановка на Тайване. Здесь в 1830 г. из-за не законного распределения земель чиновниками аграрные волнения вылились в массовое восстание, быстро охватившее всю южную часть острова. Повстанцы руководимые Чжан Бином, оттеснили местные войска и бюрократию в северные районы. Более двух лет на южной половине острова функционировала антиманьчжурская власть. Для ее ликвидации с материка были присланы карательные части и военная эскадра, после чего цинское господство на Тайване в 1833 г. с трудом было восстановлено. Тем не менее с 1834г. новые восстания волнами прокатились по всему Тайваню и были подавлены лишь к 1844 г.
Дальнейшее наступление китайских переселенцев, налоговый гнет и чиновничий произвол вызвали в 30-х годах XIX в. новые восстания неханьских народностей в Юго-Западном Китае. В начале 1832 г. на юге Хунани поднялась на защиту своих прав народность яо. Вслед за ними взялись за оружие яо северной части Гуандуна, а в 1836 г. — юго-запада Хунани. В 1837 г. поднялись ицзу юго-западной Сычуани. Единичные восстания крестьян, тайных обществ и национальных меньшинств становились все более частыми. С 1814 по 1839 г. в различных провинциях произошло более 30 вооруженных выступлений.
Усиление национального и феодального гнета в начале XIX в. резко обострило социально-политическую обстановку в Кашгарии. Маньчжурские и китайские чиновники вовсю использовали здесь свое служебное положение в целях личного обогащения. Они постоянно увеличивали сборы с местной мусульманской бюрократии (хаким-беки). Те, в свою очередь, отыгрывались на подчиненном им уйгурском и ином местном населении, которое и так нещадно обирали китайски купцы, по дешевке скупая местные продукты и изделия, но сбывая втридорого привозные, особенно чай. Китайское купечество душило местные народы ростовщической эксплуатацией, отбирало у уйгуров землю, служившую залогом при выдаче ссуды. Маньчжуры и китайцы считали их, как и других мусульман, существами низшего сорта. Призывы к борьбе с угнетателями падали на благодатную почву. В 1815 г. под руководством черногорского ахуна Зия ад-Дина восстала уйгурская и киргизская беднота в районе Ташмалыка. Подавление восстания еЩе более обострило ненависть к завоевателям.
Все это происходило на фоне сложных взаимоотношений Цинской империи с соседним Кокандским ханством. Пекин и Коканд были естественными соперниками в борьбе за Кашгарию. Кокандские ханы, давая приют борцам против маньчжурских завоевателей, умело использовали первых для давления на цинское правительство. Жившие в Коканде в начале XIX в. сыновья Сарымсака ходжа Джахангир (Джангир) и Юсуф-ходжа — наследники былых белогорских правителей Кашгарии — встали во главе движения за восстановление независимости края. Белогорские ходжи стремились вернуть себе ханский престол в Кашгарии. В 1820 г. Джахангир собрал конный отряд и прорвался через цинские заслоны. Население встретило Джахангира как освободителя. Во главе повстанцев он двинулся на Кашгар. Цинские войска не подпустили его к городу и разбили наступавших, после чего попавшие в плен повстанцы были казнены.
Летом 1826 г. Джахангир во главе пяти сотен всадников вновь перешел границу, призывая уйгуров к священной войне (газават). Под его знамя встали белогорские кишлаки. К стенам Кашгара он подошел уже с многочисленным войском. Население города восстало и открыло ворота. Стремясь восстановить былое теократическое государство белогорских ходжей, Джахангир после взятия Кашгара провозгласил себя Сеид-Султаном. В Кашгар со своим войском прибыл кокандский хан Мамед-Али, однако у него возникли трения с Джахангиром, и хан с большей частью войска вернулся в Коканд. В Янги-Гиссаре, Яркенде и Хотане произошли народные восстания. В начале августа повстанцы победоносно штурмовали Яркенд. В августе 1826 г. был занят Хотан. Повсеместно повстанцы убивали цинских чиновников, офицеров и солдат, а также китайских купцов. Часть своих сил восставшие двинули в восточные округа, осадив Аксу и Уш-Турфан, вокруг которых на борьбу поднялись белогорские кишлаки.
На девять месяцев Джахангир оказался правителем большей части Кашгарии. Однако новый султан так и не стал истинным народным вождем. Он оставил без изменения саму систему феодального гнета, а в кишлаках и городах — власть тех же хаким-беков. Дехкане, ремесленники и мелкие торговцы все более отходили от Джахангира. В его султанате обострилась религиозная вражда между белогорскими и черногорскими муллами (ахуны). Обострялась национальная вражда между уйгурами, с одной стороны, и служившими в армии Джахангира Пришельцами из Средней Азии — киргизами, кокандцами, горными таджиками и ЭДдижанцами — с другой.
В цинском лагере поначалу царила растерянность, военные неудачи привели к быстрой смене одного за другим двух главноуправляющих (цаньцзань дачэнь) Кашгарии. Наконец, подавление восстания было возложено на нового наместника Синьцзяна (цзянцзюнъ) — «знаменного» монгола Чанлина, скоординировавшего все необходимые действия. Джахангир как военный руководитель оказался
не На высоте: он не использовал свои первые успехи и трудности в стане врага,
медлил с общим наступлением, ждал помощи от соседних мусульманских государств. Все это было использовано цинской администрацией для стабилизации положения на оставшейся под ее контролем территории Синьцзяна, получения подкрепления из Китая и собирания всех сил в один кулак.
В октябре 1826 г. цинские войска пришли на помощь осажденным гарнизонам Аксу и Уш-Турфана. Наступил перелом в военных действиях в пользу правительства. Разбитые под Аксу, отряды Джахангира отступили и сняли осаду Уш-Турфана. Беспощадными казнями всех пленных и в то же время отменой ° на год поземельного налога властям удалось расколоть единство уйгуров и привлечь на свою сторону часть местных феодалов. Собрав в районе Аксу армию в 22 тыс. солдат, Чанлин в конце 1826 г. двинул ее в наступление на Кашгар. Путь карателей был устлан телами повстанцев.
После поражения главных сил Джахангира его сторонники сдали Кашгар. Заняв город, каратели устроили там массовую резню. В апреле 1827г. они взяли штурмом кашгарскую цитадель и разрушили мусульманскую часть города Беки под напором неприятеля были вынуждены сдать Янги-Гиссар и Яркенд. Позже всех пал Хотан. К лету 1827 г. основные очаги восстания были подавлены. Джахангир бежал за рубеж — под защиту киргизских старшин. В январе 1828 г. цинским военачальникам удалось заманить Джахангира и его полутысячный отряд на свою территорию, где он был разбит у горы Картегай. Ходжа был схвачен и выдан врагам, доставлен в Пекин и в том же году казнен.
Подавление уйгурского восстания 1826-1827 гг. и последующая борьба с Джахангиром обошлись цинскому правительству в 10 млн. ляпов. Восстание потрясло саму основу цинского господства в Кашгарии, а ответные зверства карателей создавали почву для нового мусульманского выступления. Белогорские уны, дехкане и ремесленники теперь возлагали все свои надежды на брата кахангира — Юсуфа-ходжу. Хан Коканда также усиленно подбивал последнего на выступление.
Осенью 1830 г. Юсуф со своим отрядом перешел границу и был радостно встречен белогорцами. Памятуя об уроках восстания Джахангира, Юсуф щедро здавал обещания народу. При поддержке населения ходжа вступил в Кашгар. Затем во главе кашгарского ополчения и при содействии местных белогорцев Юсуф овладел Янги-Гиссаром. Восстание перекинулось в Яркендский округ, куда вскоре прибыл и сам ходжа с войском. Взяв Яркенд, повстанцы безуспешно штурмовали местную цитадель, потерпев здесь крупное поражение. Наступил перелом в ходе движения, пошедшего на убыль. Кроме того, участие народных масс в 1830 г. оказалось меньшим, нежели в 1826-1827 гг. Многие из белогорских дехкан и ремесленников заняли пассивную, выжидательную позицию. Те, кто поддержал Юсуфа и не получил ожидаемого улучшения своего положения, отходили от движения. Этому способствовали и грабежи, которыми занимались воины Юсуфа, восстанавливая против ходжи мирное население. Очень прохладно встретила белогорского ходжу черногорская секта. Цинские власти умело использовали религиозную вражду двух исламских сект. Из Или были переброшены крупные силы под командованием Хафэна. В октябре 1830 г. намести Чанлин начал наступление на повстанцев под Янги-Гиссаром. После упорных боев и кровавых расправ каратели овладели городом и двинулись на Кашгар. В конце 1830 г. Юсуф с несколькими тысячами сторонников и пленными отступил к границе и ушел на кокандскую территорию. Подавление длившегося четыре месяца восстания обошлось казне в 8 млн. ляпов. Заключив с Кокандом фактически торговое соглашение, Пекин разрядил обстановку на границе, но не в самой Кашгарии. В ответ на новые притеснения в 1832 г. произошли волнения в Хотане. Героическая борьба уйгуров усилила кризис империи.
Явное ослабление цинского режима обостряло опиумный вопрос как для Пекина, так и для Калькутты. По приказу богдохана сторожевые корабли Гуандуна вели борьбу с многочисленными китайскими джонками, принадлежавшими местным оптовым контрагентам англичан — опиумоторговцам. Вскоре чиновники и офицеры патрульной морской службы превратили борьбу с опиумной контрабандой в доходный для себя промысел. Тайно собирая с контрабандистов и торговцев сборы, взятки и отступные, они за это пропускали «товар» на берег. С 1822 по 1834 г. было издано пять законов, которыми Мяньнин и Мучжана безуспешно пытались остановить рост импорта наркотика и опиумокурения. Цинская же бюрократия за обильную мзду тайно потворствовала контрабандным перевозкам опиума по стране. В каждом порту находились специальные «фирмы», занимавшиеся скупкой опиума, его хранением и перепродажей. Во всех крупных городах внутри страны возникли аналогичные «фирмы», процветавшие благодаря щедро оплаченному попустительству бюрократии. К концу 30-х годов наркотик распространялся практически по всей стране. Общая утечка серебра из Гуанчжоу с 1829 по 1840 г. почти на 49 млн. долл. превысила приток этого металла в Китай. По оценке современников, наркоманами стали от 10 до 20% столичных и от 20 до 30% провинциальных чиновников. В отдельных учреждениях этим неДугом было поражено от 50 до 60% должностных лиц. Наиболее опасным для Династии Цин стало повальное опиумокурение среди солдат и офицеров «восьмизнаменных» и «зеленознаменных» войск. Тем самым резко ослаблялась карательная сила госаппарата при постоянно нараставшей волне народных восстаний, а также оборонительные возможности Цинской империи как раз накануне ее вооруженного столкновения с флотом и войсками европейских стран.
Усиливавшийся отток серебра из страны неуклонно повышал медноденежную Котировку серебряного ляпа. Это вело к росту налогообложения, ибо повышение на продукты земледелия не всегда поспевало за подъемом разменного курса, а движение цен на ремесленные изделия постоянно отставало от него. В результате в ряде районов налоговое бремя с 1821 по 1839 г. увеличилось более чем на 30%. Рост розничных цен лишь частично компенсировал потери крестьян и ремесленников, связанных с рынком, а для натуральных производителей это был тяжелый удар. Все это обостряло социальную напряженность в стране.
Из-за потребления дорогого опиума падал сбыт различных отечественных изделий на внутреннем рынке. Спрос на некоторые товары за 20-30 лет до первой ж» войны (1839-1842) сократился вдвое. Новым разрушительным фактором стало макосеяние для производства местного наркотика. Последний был дешевле привозного — индийского и турецкого — и поэтому имел больший спрос среди низших слоев населения. Посевы мака приняли такие размеры что уже в 1831 г. последовал императорский указ о строжайшем запрете макосеяния, но Дешевизна местного опиума и легкость его приобретения свели на нет и эту правительственную меру.
Английская торгово-промышленная буржуазия настойчиво требовала от своего правительства устранения всех помех на пути к китайскому рынку, в том числе ликвидации монополии Ост-Индской компании на торговлю с Китаем. Парламентский акт 1833 г. ликвидировал монополию. Затем английская буржуазия стала настойчиво добиваться от правительства решительных мер, дабы по кончить с изоляцией Китая. Она требовала захвата какого-нибудь острова у его берегов как оплота свободной коммерции. Было решено провести явочным путем картографическую, коммерческую и военную разведку «закрытого» китайского побережья. Экспедиция Линдсея в 1832 г. выполнила эту задачу. Главными ее результатами явились данные о поразительной военной слабости Цинской империи и вывод о возможности короткой, недорогой и победоносной войны в Китае.
Летом 1834г. на территорию английской фактории под Гуанчжоу прибыл лорд Нэпир, назначенный главным инспектором английской торговли в Китае. Для наместника Лянгуана он был всего лишь представителем английских купцов, т.е. лицом слишком невысокого ранга, чтобы сноситься напрямую с наместником самого Сына Неба. Письмо Нэпира к наместнику было возвращено, а отказ переделать письмо в прошение породил требование цинской стороны удалить «дерзкого» из Гуанчжоу. Очередной отказ Нэпира подчиниться повлек за собой отзыв с английской фактории китайского персонала, прекращение подвоза продовольствия и торговое эмбарго. Цинские войска блокировали факторию с суши, а англичане высадили сюда десант и ввели в устье р. Чжуцзян два фрегата. Это вызвало заградительный огонь китайских береговых батарей.
Твердость цинской стороны, боязнь раньше времени вызвать вооруженный конфликт и тем самым надолго сорвать коммерцию своих соотечественников заставили Нэпира покинуть китайскую территорию, убрать десант и отвести корабли. Начиная с 1837 г. Англия постоянно держала в прибрежных водах Гуандуна свои военные суда. Летом 1838 г. Лондон произвел новую военную демонстрацию, когда корабли под командованием контр-адмирала Мэйтленда угрожали флотилии военных джонок Гуандуна. Лондонский кабинет и в том числе министр иностранных дел Пальмерстон окончательно склонились к силовому варианту «открытия» китайского рынка. Англия вплотную подошла к развязыванию вооруженного конфликта. Для последнего нужен был только более или менее убедительный повод.
Между тем «опиумное» нашествие в Китай к концу 30-х годов заставило Пекин всерьез заняться этим вопросом. Сам Мяньнин, получив в 1838 г. тревожный доклад столичного сановника Хуан Цзюэцзы, осознал опасность приближения кризиса. Последовал приказ наместникам и военным губернаторам провинций после совета со своими подчиненными представить двору практические реКомендации. Наибольшее впечатление на Мяньнина произвел доклад наместника линь Цзэсюя. Он прямо написал богдохану, что у того скоро почти не останется солдат для защиты от врага и серебра для уплаты жалованья. Император вызвал Линь Цзэсюя в столицу и назначил его чрезвычайным уполномоченным высшего ранга для расследования «опиумных» дел в Гуандуне и командующим морскими силами этой провинции, сохранив за ним пост наместника Хугуана. Весной 1839 г. Линь Цзэсюй прибыл в Гуанчжоу и повел энергичную с опиекурением и торговлей наркотиком.
В марте 1840 г Лондон направил в Китай эскадру и десантные войска. В Индии они пополнились новыми судами и сипайскими частями. В июне эскадра экспедиционный корпус прибыли в устье р. Чжуцзян и блокировали его. Так началась англо-китайская война 1840-1842 гг. Англичане в начале августа 1842 г подошли к Нанкину, угрожая штурмом. Здесь под стенами южной столицы Китая они фактически продиктовали запуганным чрезвычайным эмиссарам богдохана условия мира. 29 августа на борту английского военного корабля «Корнуэллс» был подписан так называемый Нанкинский договор.
Согласно договору, порты Гуанчжоу, Сямэнь, Фучжоу, Нинбо и Шанхай об являлись открытыми для торговли и поселения англичан. Корпорация «Гунхан» упразднялась. Остров Гонконг переходил в «вечное владение» Великобритании, Пекин должен был уплатить Англии возмещение за опиум, долги купцов «Гунхана» и контрибуцию — всего 21 млн. долл. Китай лишался таможенной автономии, а пошлины не должны были превышать 5% стоимости товара. Договор стал первым неравноправным договором в новой истории Китая.
Развивая достигнутый успех, Англия в октябре 1843 г. в Хумэне навязала Пекину «Дополнительное соглашение о торговле в пяти портах». Последнее устанавливало для английских подданных право экстерриториальности и вводило консульскую юрисдикцию, т.е. подсудность английским консулам, а не китайскому суду. Англичане получали возможность создать в «открытых» портах свои сеттльменты. Великобритании предоставлялось также право «наибольшего благоприятствования», т.е. все привилегии, которые в будущем могла получить другая держава в Китае, автоматически распространялись на Англию. Вслед за ней в Китай устремились другие западные державы, поспешившие воспользоваться поражением Пекина. Китай был вынужден подписать в июле 1844 г. в Ванся договор с США. Этим документом на американцев распространялись права, полученные англичанами по Нанкинскому договору и Хумэньскому соглашению. В октябре 1844 г. был подписан франко-китайский договор. Сверх уже полученных Англией и США привилегий он предусматривал право католической церкви вести в Китае миссионерскую пропаганду, ставшую одним из средств идеологической экспансии буржуазного Запада. Опираясь на неравноправные договоры, иностранцы стали осваиваться в «открытых» портах. Их основными оплотами стали Гонконг и Шанхай, тогда как в Гуандуне сопротивление захватчикам не прекратилось. Патриоты организовали длившееся несколько лет сопротивление попыткам англичан поселиться во «внутреннем городе» (нэйчэн) Гуанчжоу.
С 1842 г. вплоть до 1846-1848 гг. император Мяньнин и временщик Мучжана проводили по отношению к державам политику уступок, или «умиротворения варваров». В 1850 г. в Пекине произошла смена власти. Умер богдохан Мяньнин, и на «драконовый трон» вступил император Ичжу с девизом правления Сяньфэн (1851-1861). Будучи приверженцем жесткой политики в отношении «заморских варваров», новый Сын Неба — опиекурилыцик, пьяница и развратник — отстранил от руководства страной группировку сторонников «умиротворения варваров», т.е. Мучжану, Циина и других инициаторов уступок Западу. На смену им пришли ярые ксенофобы—изоляционисты, воинственно настроенные против держав.
Вторжение иностранного капитала после войны 1840-1842 гг. обострило кризис Цинской империи. Намного увеличился ввоз опиума. Резко вырос приток в Китай английских хлопчатобумажных и шерстяных тканей, приведший к разорению множества кустарей и разрушению домашнего ткачества сотен тысяч крестьян. Растущий дефицит внешней торговли ускорил отток серебра из Китая. Это вело к значительному повышению курса серебряного ляна и падению курса медной монеты. В результате тяжесть налогов, уплачиваемых крестьянами в медной монете, с 1842 по 1849 г. увеличилась в 1,5 раза. Военные расходы и выплата контрибуции ослабили финансовое положение казны. Для восполнения этих потерь государство пошло на резкое увеличение «дополнительных налогов»
(цзяшуй, цзацзюань).
Произвольно завышались казенный курс серебряного ляна в медной монете и фискальные цены на зерно при пересчете налогов из натуральной формы в денежную и обратно. Вздорожание лянового серебра вынуждало крестьян для уплаты каждого ляна в счет налога в 40-е годы продавать на рынке уже вдвое больше зерна, чем в 30-е годы, что привело к двукратному увеличению реальных тягот налогоплательщиков. В итоге в послевоенные годы произошел настоящий «фискальный взрыв».
Все это ускорило очередной демографический (наиболее взрывоопасный) и династийный циклические кризисы. Наиболее взрывоопасным становился демографический фактор. Рост народонаселения быстро набирал разрушительную для общества тенденцию. С 1790 по 1850 г. число жителей Цинской империи увеличилось с 301 до 430 млн. человек, т.е. почти на 43%. С 1661 по 1851 г. демографический потенциал страны возрос более чем в 4 раза, а пахотная площадь — всего лишь на 40%. Стремительно росла численность лишнего, т.е. вытолкнутого из сферы производства и оставшегося без постоянных средств к существованию, люда.
Как и во всех циклических кризисах, последней каплей, переполнившей чашу народного терпения, послужили удары стихии — наводнения, засухи и ураганы. Многие области Хунани, Цзянси, Гуанси и других провинций пережили в 1847-1850 гг. сильный неурожай, голод и эпидемии. В 1849 г. произошло наводнение в бассейне р. Янцзы. В этом году от голода погибло до 1,4 млн. человек. Массовый голод 1849 г. охватил десятки миллионов человек и резко ускорил наступление очередной крестьянской войны. За девять лет (1841-1849) в Цинской империи произошло 110 восстаний и волнений, поднятых как китайцами, так и неханьскими народностями, причем 52 вооруженных выступления имели место в 1847-1849 гг.
Возмущение народных масс сильнее всего проявлялось в южных провинциях Гуандун и Гуанси, особенно пострадавших от экономической экспансии Запада и стихийных бедствий. Эти провинции стали очагом зарождения великой Крестьянской войны 1850-1868 гг. Здесь набирала силу христианская секта «Байшанди хуэй» («Общество поклонения Небесному Владыке»). Ее создал в Гуанси в 1843 г.,сельский учитель, сын гуандунского крестьянина Хун Сюцюань (1814-1864), автор религиозных гимнов и поучений, идеолог «христианского» движения, теоретик китаизированного христианства, сочетавшегося с древнекитайскими социально-этическими учениями о справедливом обществе «Великого Единения» (датун) и «Великого Благосостояния» (тайпин). В проповедях Хун Сю-цюаня содержался в скрытом виде призыв к уничтожению маньчжурского господства.
К Хун Сюцюаню присоединились деревенский учитель Фэн Юньшань, углежог Ян Сюцин, крестьянин-бедняк Сяо Чаогуй. «Богопоклонники» считали «истинным Богом Отцом» (Шанди) Иегову, ниже стояли три его сына — Иисус Христос, Хун Сюцюань и Ян Сюцин — дети святой девы Марии. Сектанты пропагандировали идеи духовного равенства, призывали бороться с конфуцианством, уничтожить буддийских и даосских «идолов». «Богопоклонники» втайне готовили восстание против Цинской династии. Наряду с бедняками в руководящее ядро секты входили мелкий помещик шэньши Вэй Чанхуэй и богатый крестьянин Ши Дакай.
А какая конкретизация требуется?
Вот тут есть чуть подробнее: en.wikipedia.org/wiki/Xiao_Chaogui
А больше я и сам не знаю. Дальше уже нужно копать детальные исследования, у меня таких нет.
Хотя стоп... в течение пары дней попробую найти одну книжку, возможно, что-то там обнаружится.