...в книшшках Дюма, Сабатини, Переса-Реверте, этсетера. Вниманию в первую очередь Рошфора -- как продолжение некоего разговора в "известном месте" 
...
Недавно, в очередной раз перекладывая библиотеку, взял в руки томик Сабатини и листнул его. Просто так. И на первой же открывшейся странице очень порадовался...
читать дальшеОвербери сделал приглашающий жест:
– Войдем в дом.
Сэр Дэвид помедлил на мгновение, затем, слегка поклонившись, переступил порог. Сэр Томас провел его по узкому коридору в длинную комнату с низким потолком, весьма скудно обставленную: овальный дубовый стол у окна, вдоль стены – четыре кресла. На вбитых над камином крючьях висело с полдюжины рапир, чьи заостренные концы свидетельствовали о том, что это – не просто украшения. По обе стороны от рапир висели мишени с воткнутыми ножами.
В центре комнаты, на голом полу, был нарисован мелом квадрат со сторонами около семи футов, а внутри квадрата – круг. Внутри же круга располагались какие?то непонятные сэру Дэвиду линии.
Сэр Томас улыбнулся в усы:
– Похоже, вам понравился мой магический круг, сэр Дэвид.
Сэр Дэвид вздрогнул и покраснел.
– Магия! – воскликнул он. – Вы практикуете черную магию?
Сэр Томас рассмеялся: он представил себе, какие мысли возникли в мозгу сэра Дэвида – тем более, что они живо отразились на его лице. Да ведь если Овербери не только колдун, но еще и смеет в открытую в этом признаваться, справиться с ним не составит никакого труда! Королевские охотники за ведьмами быстренько с ним разделаются!
– Магия? – все еще смеясь, переспросил сэр Томас. – Ну уж нет, это не магия. Это круг Тибальта. Вы ведь много путешествовали, сэр Дэвид, и, несомненно, слыхали о Тибальте из Антверпена.
Сэр Дэвид с отвращением покачал головой:
– Я не интересуюсь такими вещами! Упаси Господь! А вы, сэр Томас, смелы и безрассудны.
– Смел? Что ж, это верно. Но безрассуден? Напротив, я весьма рассудителен. Боюсь, надо рассеять это недоразумение. Когда у человека столько врагов, столько бесчестных завистников, когда ему приходится иметь дело с теми, кто обуреваем злобной алчностью, ему следует быть начеку. И верно пользоваться определенной магией, чтобы защитить себя. Но эта магия – магия шпаги. Назовем ее «шпагомагией». Тибальт – величайший из живущих мастеров этого оружия. Он создал свою систему, отличающуюся от знаменитых школ Капоферро и Патерностье. Круг, расчерченный специальными линиями, служит для упражнений по его методе, – и он повернулся к двери, подзывая Дейвиса, который все время стоял там и ухмылялся, слушая лекцию, которую хозяин читал этому незадачливому незнакомцу. – Подойди?ка сюда. Лори. Сбрось камзол, мы покажем сэру Дэвиду все тайны Тибальта. Если, конечно, – обратился он к гостю, – вас они интересуют.
Сэр Дэвид, слегка опешивший от того, что возникшие при виде странных линий надежды оказались так быстро разрушенными самим сэром Томасом, был все же заинтригован.
– Мне очень интересно, – ответил он.
Сэр Томас предложил ему кресло, и только тогда до сэра Дэвида дошло, что Овербери, разгадав цель его посещения, нарочно устроил весь этот спектакль – чтобы и высмеять, и припугнуть его. Однако он был уверен, что его не так уж легко запугать разными иностранными штучками. И если они хотели повеселиться, посмеяться над ним, то посмотрим, кто будет смеяться последним.
Сэр Томас сбросил плащ, развязал пояс, сбросил камзол и остался в рубашке и штанах – подвижный и настороженный, словно кошка. Его гибкая фигура была сейчас видна во всем великолепии. Он взял шпагу, а Дейвис – Тот был поменьше хозяина ростом – стал против со шпагой и кинжалом.
Сэр Томас пояснил гостю:
– Как видите, природа одарила меня преимуществами, поскольку я выше ростом и руки у меня длиннее. Поэтому, чтобы парень был в равных со мной условиях, я обхожусь без кинжала. Советую вам внимательно следить за моими ногами – вся магия заключается именно в их движениях, а двигаться я буду по линиям, которые показаны здесь.
Атаку начал Дейвис. Сэр Томас, отражая и парируя удары, давал пояснения, и сэр Дэвид, как хороший фехтовальщик, быстро понял, что в этом методе действительно была особая магия. Теперь наступал сэр Томас, Дейвис отступал, защищаясь и шпагой, и кинжалом. Вдруг сэр Томас сделал ложный выпад, а затем нанес удар и довольно ощутимо ткнул Дейвиса в живот.
Такой выпад был еще не знаком местным фехтовальщикам, и сэр Дэвид смотрел во все глаза. Мгновение спустя сэр Томас снова нанес удар – и снова обманул противника ложным поворотом кисти. А потом, когда уже Дейвис попытался совершить выпад, сэр Томас мгновенно ступил в сторону, шпага прошла мимо, а сэр Томас резким движением едва не нанес слуге удар в лицо.
– Довольно! – воскликнул он. – Достаточно, сэр Дэвид уже увидел, насколько чудодейственен этот круг. Иди, Лори. Если сэр Дэвид хочет поближе познакомиться с системой Тибальта, он может занять твое место.
(с) "Фаворит короля"
А причина тихой радости состояла в том, что незадолго до этого мной была прочтена книшшка Эгертона Касла "Школы и мастера фехтования". Так что удалось безошибочно опознать Тибальта, о котором ведет речь герой маэстро Рафаэля...
Остальное в комментах.
-
-
13.07.2007 в 22:18Однако нельзя сомневаться, что в отношении практического фехтования хозяевами положения оставались итальянские учителя. Об этом можно судить по тому факту, что даже в самом начале испанская школа не оказывала влияния на французскую систему фехтования, да и мода на нее прошла вскоре после 1630 года.
Есть только одна известная книга, трактующая это испано-французское фехтование, но эта книга — памятник самой себе.
«Академия клинка, написанная Жираром Тибо из Антверпена, где согласно правилам математики и на основе мистического круга определены истинные и доселе неизвестные секреты применения оружия пешим и на коне» — эту книгу можно без преувеличения считать самым подробным трактатом по фехтованию и вообще одной из самых удивительных книг, дошедших до наших дней, с точки зрения типографского искусства.
Если бы красивый мужчина, чье умное и проницательное лицо изображено на фронтисписе над многозначительным девизом Gaudet pratientia duris, посвятил свои силы, отданные испанской системе, иллюстрированию разумной итальянской школы, то, без сомнения, он считался бы во Франции основателем науки о фехтовании. Но случилось так, что он потратил всю жизнь на то, чтобы издать эту «Академию», — одно только печатание заняло пятнадцать лет, — а в результате на свет появилась всего лишь библиографическая редкость. Ко времени выхода первой части книги мода на все испанское уже начала проходить.
Преждевременная смерть автора в 1629 году, так и не испытавшего радости от лицезрения первого тома своего трактата, помешала ему выпустить вторую часть книги, где он рассматривал верховую езду. Издание этого необычайного труда требовало таких затрат, с которыми автор мог справиться только при поддержке французского короля, как известно, большого любителя фехтования. Людовик XIII одарил своей милостью автора за десять лет до окончания его работы над книгой, на которую подписались еще девять царствующих особ Германии.
Глядя на огромный фолиант, украшенный сорока шестью великолепными двойными иллюстрациями за подписью лучших граверов того времени и отличающийся уникальным типографским качеством текста, сначала дивишься тому, что автор, сумевший проделать подобный труд, не оказал ни малейшего влияния на развитие фехтовальной науки ни в одной стране и что совсем немногие принципы, на изложение которых он потратил жизнь и целое состояние, вошли в современные системы. Дело в том, что замысловатые гравюры, на которых часто изображены по пятнадцать пар фехтовальщиков, со всей серьезностью атакующих друг друга на фоне просторных мраморных залов, представляют собой всего лишь художественную иллюстрацию испанской системы, разработанной в старину доном Луисом Пачеко де Нарваэсом. С другой стороны, в тексте, несмотря на его методичность и правильность, мы не находим ничего, кроме мудрствования и усложнения этой и без того достаточно неестественной системы.
Жирар Тибо не открывает своего источника информации и не упоминает имени ни одного мастера, но стоит только открыть первую иллюстрацию, как тут же узнается иллюстрация специфических принципов Нарваэса, правда еще больше запутанных за счет введения новых геометрических и механических теорем, не имеющих отношения к делу. Трактат Тибо поистине есть filosofia de las armas, и даже более того.
(с) Касл, "Школы..."
-
-
13.07.2007 в 22:19Во-первых, круг вписан в квадрат, на диагонали которого размещена человеческая фигура в разрезе, а во-вторых, в круг вписано множество разнообразных хорд. Точки пересечения этих хорд делят их на отрезки, соответствующие — что объясняется самыми неестественными тезисами — различным пропорциям человеческого тела и, значит, всем его движениям. Они отмечают относительное положение всех шагов, которые может сделать любой из противников, чтобы получить физическое преимущество над определенными частями тела противника. Круг, подобный только что описанному, можно приблизительно начертить где угодно на земле. Для этого нужно встать прямо пятками вместе в точке, где предполагается центр круга, взять в руку меч нужного размера и, вытянув ее, опустить по диагонали вниз, так чтобы, когда острие коснется земли, клинок, запястье и плечо образовывали прямую линию. Тогда расстояние между острием клинка и пятками можно будет взять за радиус и начертить мистический круг со всеми его хордами. В конце вокруг описывается квадрат, и ученики встают левой ногой на противоположных углах квадрата, а правой на круг.
Действия в каждой схватке следует совершать в круге или по периметру квадрата, перемещаясь с одной точки пересечения вышеуказанных хорд на другую.
Но прежде чем начать эти стратегические перемещения, ученики выслушивают указания относительно тактических операций, ударов и защит. Вместе с испанскими мастерами Тибо практически предлагает только одну стойку, в которой корпус полностью выпрямлен, колени прямые, ступни на расстоянии нескольких дюймов под углом 45 градусов, рука вытянута горизонтально и держит меч так, чтобы он образовывал прямую линю с плечом. Но несмотря на то, что есть только одна стойка, защит столько же, сколько и возможностей их выполнить, при одном условии: сильная часть клинка должна всегда противостоять слабой.
Противники принимают стойки вне дистанции и затем начинают дразнить и провоцировать друг друга.
Это явно система Нарваэса: противники встают на противоположных сторонах некоего круга, диаметр которого связан с длиной клинка. К этому кругу проведены параллельные касательные — стороны вышеописанного квадрата, которые есть не что иное, как lineas infinitas знаменитого испанца.
Эта стойка с прямой рукой является начальной для выполнения ударов и уколов по всем частям тела противника, но предпочтительно в лицо, как только представится удобная возможность.
Определения уколов нет, они лишь разделяются на имброккаты, поверх руки, и стоккаты, под рукой, но, кажется, они всегда выполняются рывком, только рукой, поскольку нужно постоянно удерживать равновесие, распределяя вес тела между обеими ногами, чтобы иметь возможность быстро совершать сложные серии шагов, типичных для испанской системы.
Как у Нарваэса, все удары подробно классифицированы: с точки зрения атакующего, в плечо, предплечье и запястье; либо перпендикулярный, косой, восходящий и нисходящий.
Вооружившись этими принципами и проникшись уверенностью в важности шагов, ученики становятся лицом друг к другу. Они безупречно одеты, их лица серьезны до мрачности. Мастер приступает к объяснениям и раскрывает применение боевой науки в разных случаях, которые могут произойти. Сначала он показывает, что расстояния между точками пересечения хорд чрезвычайно «безыскусно» согласуются с естественными шагами человека и что внимательный выбор этих точек позволяет со стопроцентным успехом подступить к противнику. Главное правило состоит в том, что опасной считается любая последовательность точек, приближающаяся к диаметру круга. Это дистиллированная теория Каррансы, который утверждал, что прямое наступление на противника угрожает встретить останавливающий удар в оппозиции. Далее Тибо говорит, что время пропорционально длине шагов, «что доказывается математическими правилами», забывая то, что очевидно любому здравомыслящему человеку: время, затраченное на выполнение удара или укола, пропорционально количеству шагов.
Для демонстрации в жертву приносится один из учеников, тогда как остальные становятся вокруг него самым безупречным образом.
Точки пересечения мистических линий обозначены буквами от А до Z. Персонаж по имени Александр, хороший ученик, представляющий гений мастера, начинает у точки А, а Захария, бесхитростный новичок, ставит ногу на Z. Кто-то из них двоих начинает атаку, и в соответствии с движениями Захарии опытный Александр быстро и осторожно переходит с А на Е или Р, уклоняясь от острия или отводя его в сторону, и так далее до любой буквы, пока не оказывается в выгодном положении, чтобы хладнокровно поразить несчастного противника в глаз или под колено, как ему вздумается.
Нарваэс советовал ученикам ходить кругами, от одних ударов уклоняться, а другие парировать, чтобы получить преимущество над противником. Он составил правила для некоторых случаев, которые позволяют фехтовальщику без труда противопоставить сильную часть своего клинка слабой части клинка противника, но Тибо идет еще дальше и утверждает, что Александру достаточно делать правильные шаги, и Захария просто не сможет ничего поделать и обязательно потерпит жестокое поражение, как это изображено на рисунках.
Эта система поистине невероятна. Как, должно быть, потешались итальянские и французские мастера, листая великолепный фолиант, и как им хотелось поставить нескольких учеников Тибо с мечом в руке на противоположный край мистического диаметра и нанести им stoccata lunga при первых признаках подобных блужданий по кругу.
Однако этот увесистый фолиант безусловно является одной из самых любопытных старинных книг. Он показывает, какую власть порой имеет мода над человеческим разумом.
В Испании было принято биться по искусственным правилам, во Франции копировали испанские обычаи, и эксцентричный мастер фехтования из Фландрии получил достаточную поддержку, чтобы выпустить целый громадный том сплошной чепухи, но с таким великолепием, на какое только были способны лейденские Эльзевиры.
Однако для человека, изучающего фехтование, «Academie de l'espee» обладает одним особенным достоинством — она восполняет недостаток иллюстраций в испанских книгах того времени. Если не обращать внимания на нелепую уверенность Тибо, что в фехтовании не может быть никакой imprevu, гравюры очень точно изображают то, каким оставалось испанское фехтование до середины XVIII века. Любопытно, что догматичный Тибо, без стеснения заявляющий, что признает в своих расчетах только идеально точные данные, при этом говорит о le sentiment de l'espee, sentiment du fer, как сказали бы сейчас. Это свидетельствует о том, что его практическое искусство было лучше его метода.
(с) Касл, "Школы..."
-
-
13.07.2007 в 22:20-
-
13.07.2007 в 22:20-
-
13.07.2007 в 22:21-
-
13.07.2007 в 22:22Как это часто бывает, от вдумчивого и серьезного изучения чужих теорий Андре-Луи перешел к разработке своих собственных. Как?то в июне, лежа утром в алькове, он обдумывал отрывок из Дане о двойных и тройных ложных выпадах, прочитанный накануне вечером. Когда он читал это место вчера, ему показалось, что Дане остановился на пороге великого открытия в искусстве фехтования. Теоретик по своему складу, Андре-Луи разглядел теорию, которой не увидел сам Дане, предложив ее. Сейчас он лежал на спине, разглядывая трещины на потолке и размышляя о своем открытии с ясностью, которую раннее утро часто приносит острому уму. Не забывайте, что почти два месяца Андре-Луи ежедневно упражнялся со шпагой п ежечасно думал о ней, и длительная сосредоточенность на одном предмете позволила ему глубоко проникнуть в него. Фехтование в том виде, как он им занимался, состояло из серии атак и защит, серии переводов в темп с одной линии на другую, причем серия эта всегда была ограниченной. Любая комбинация включала обычно полдюжины соединений с каждой стороны — и затем все начиналось снова, причем переводы в темп были случайными. А что, если их рассчитать с начала до конца?
Это была первая часть будущей теории Андре-Луи, вторая же заключалась в следующем: идею Дане о тройном ложном выпаде можно развить таким образом, чтобы, рассчитав переводы и темп, объединить их в серию с кульминацией па четвертом, пятом пли даже шестом переводе в темп. Иными словами, можно провести серию атак, провоцирующих ответные удары, которые парируют встречным ударом, причем ни один ответный удар не должен попасть в цель?таким образом противника заставляют раскрыться. Нужно заранее продумать комбинацию так, чтобы противник, все время стремясь попасть в цель, незаметно для себя все больше раскрывался, и в конце концов, сделав выпад, покончить с ним неотразимым ударом.
В свое время Андре-Луи довольно прилично играл о шахматы, причем умел думать на несколько ходов вперед. Если применить эту способность к фехтованию, можно вызвать чуть ли не революцию в этом искусстве. Правда, и в теории ложных выпадов можно усмотреть некоторую аналогию с шахматной игрой, но у Дане все ограничивалось простыми ложными выпадами — одиночными, двойными и тройными. Однако даже тройной выпад примитивен по сравнению с методом, на котором Андре-Луи построил свою теорию.
(с) "Скарамуш"
Кто-нибудь знает, что здесь имеется в виду? Или, вернее, кто? А может, еще какие-нибудь отражения реальных школ и мастеров в художественной литературе?