Our pride it is to know no spur of pride (с)
Эварт Окшотт, "Археология оружия".
Сразу уточню: археологией она не ограничивается. Далеко не. Книшшка очень многоплановая, и это та причина, по которой ее можно рекомендовать всем -- и историкам, и реконструкторам, и просто заинтересованным любителям.
В комментах я приведу несколько отрывков, иллюстрирующих эту широту охвата.
Сразу уточню: археологией она не ограничивается. Далеко не. Книшшка очень многоплановая, и это та причина, по которой ее можно рекомендовать всем -- и историкам, и реконструкторам, и просто заинтересованным любителям.
В комментах я приведу несколько отрывков, иллюстрирующих эту широту охвата.
-
-
16.08.2007 в 20:13В течение первых пяти столетий нашей эры оружие всех странствующих германских племен было примерно одинаковым, точно так же как и оружие кельтов последних трех столетий до нашей эры. Его делали в одних и тех же центрах производства, которых было очень немного, и по большей части украшали, используя одинаковые мотивы и технику. По самой своей природе изготовление клинков оказывалось чрезвычайно редким и специфическим искусством, возможно, тщательно охраняемым как тайна, доступная очень немногим. Занятие это сложное и требующее знаний, приемов, обучения на основе навыков, полученных еще в стародавние времена, т.е. с ним не мог справиться любой человек, обученный просто ремеслу кузнеца.
Мы знаем, что кельты первыми начали работать с железом. Можно вполне резонно предположить, причем этому есть некоторые доказательства, что они продолжали делать клинки для своих покорителей-тевтонов в начале периода Великого переселения. Некоторые из имен кузнецов, отштампованные на лезвиях мечей первых двух столетий новой эры, явно имеют кельтское происхождение, в то время как более поздние, относящиеся к эпохе викингов, определенно тевтонские. Если так, то традиции кельтов, возможно, сохранились на берегах Дуная (их исторической родине), там, где теперь находится Пассау, и наверняка — в районе Рейна и Мозеля.
В течение всего периода переселения и последующей эпохи викингов существовал стиль декоративного искусства, распространенный по всей Европе. Его родоначальниками были скифы, затем, благодаря тому что их теснили на север и запад наступающие сарматы, эту технику переняли скандинавы (и те, что остались на родине, и те, что отправились странствовать). Основана она была на изображениях животных, из которых наиболее распространенными и популярными стали стилизованные изображения хищной птицы и удлиненного животного, вроде змеи, со сложно переплетенным телом, пожирающего свой хвост. Эти мотивы повторялись чуть ли не на всех предметах, которые нужно было украсить; воинственные скандинавы, готы и вандалы по большей части украшали ими оружие и собственные тела, а более цивилизованные народы — или, по крайней мере, более грамотные (ирландские кельты, франки и англосаксы начиная с VII в.) — в основном расцвечивали ими манускрипты. Результат порой получался изумительный — нарисованные искусными руками звери казались живыми, в особенности это относилось к змеям, чьи кольца, кажется, меняют свое положение, стоит только отвести глаза. Конечно это касается только произведений настоящих художников, но иллюстраторы манускриптов по большей части и были такими; в этом можно убедиться на основе многочисленных примеров.
В V в. была разработана техника, которая часто использовалась при создании этих «зооморфных» украшений на всей территории, занятой постоянно переселяющимися германцами. Лучшие и наиболее умело сделанные образцы находили в Англии, благодаря чему возникло предположение, что эта техника впервые зародилась именно там, среди живших в Кенте ютов, но гораздо вероятнее, что ее одновременно изобрели и скифы. Состояла она в том, что декоративный орнамент выкладывали из множества мелких полудрагоценных камешков (в основном гранатов) или кусочков цветного стекла, закрепленных в клеточках или «перегородках» из золота или бронзы. Эту технику принято называть «сЫкоп» В худшем случае такой орнамент производил впечатление варварской пышности, а в лучшем — являлся ювелирной работой, настолько красивой и элегантной, что мог поспорить с лучшими образцами позднего времени. Здесь опять-таки все зависит от мастера, в особенности от его вкуса при сочетании цветов.
Оружие любого типа, в украшении которого мастера использовали такие зооморфные узоры и технику, изготовляли с V по VIII в. от Венделя в Швейцарии до Северной Африки и от Ирландии до Южной России. Таким образом, очень трудно определить, какой народ создал данную конкретную рукоять меча или щит, не зная точно места, где они были найдены. Различия, которые имеются между узорами, относятся скорее к уровню исполнения и личным пристрастиям, чем к традициям какого-либо определенного региона. Впрочем, некоторые общие тенденции в этом отношении все-таки прослеживаются; можно с некоторой уверенностью утверждать, что оружие, найденное в одной части района, очень похоже на оружие, которое использовали в другой. Это большая удача с той точки зрения, что на языческом севере были обнаружены огромные и богатые залежи археологического материала, в то время как на христианском юге увидели свет очень немногие предметы. Связано это с тем, что в период с I по VIII в. все германские племена — готы, бургунды, вандалы, саксы и франки — приняли христианство и перестали, как их предки-язычники, класть оружие в могилы павших или складывать их большими грудами в священных местах, куда сносили военную добычу. Однако, к счастью для археологов, те, кто остался на родине, не сменили религию и до конца XI в. оставались верны своим замечательным обычаям; поэтому в захоронениях и огромных залежах в датских болотах нашли множество мечей, пик, саксов, несколько шлемов, кольчуг и щитов. Эти предметы датируются I—VII вв. Новой эры, и на таком материале могут быть основаны теории, связанные с оружием покорителей Европы.
-
-
16.08.2007 в 20:14-
-
16.08.2007 в 20:22Большую часть мечей скандинавские кузнецы создавали сложным и восхитительным способом: их клинки составлялись из трех отдельных частей, причем отдельно выковывали две кромки, а центральная часть составлялась из множества узких железных полос. Именно такие мечи Тразамунд послал Теодориху. Железные полосы складывали вдвое, охлаждали различными способами, а затем проковывали; потом снова складывали вдвое и снова проковывали, соединяя с отдельными кромками. После этого всю конструкцию крайне осторожно шлифовали и полировали до тех пор, пока поверхность не становилась совершенно гладкой; в результате этой работы центральная часть меча приобретала сложный рисунок, составленный из повторяющихся через равные промежутки узоров, вделанных в металл. Большая часть этих узоров походила на рисунок на змеиной спине. В «Беовульфе» мы читаем о лезвии меча «пестром, как змеиная кожа», и эта тема возникает в подобных произведениях снова и снова. Тот факт, что клинки делались именно таким образом (восходящим еще к латенскому периоду), доказан учеными. Многие из таких лезвий наши современники разбирали на части, делали их фотографии под микроскопом и проводили исследования, а кроме того, существуют рентгеновские снимки внутренней структуры дюжин различных мечей.
Теперь вы видите — или могли бы увидеть, если бы в данный момент держали в руках хорошо сохранившийся меч, сделанный в технике «узорной сварки», то же, что должен был увидеть Кормак, если бы сделал то, что велел ему Скегги. Если вы подуете на холодную поверхность одного из таких клинков, то внезапно появится легкая тень гравированного узора, который начнет как бы извиваться благодаря тому, что влага от вашего теплого дыхания сконденсируется на поверхности. Через некоторое время он сам собой исчезнет. Именно эту змейку имел в виду Скегги, и именно на змею такой узор похож больше всего — аналогия напрашивается сама собой. То, что змея имела особое значение в мифологии многих народов, не только скандинавов, то, что этот ритуал перед боем нес на себе некоторый мистический оттенок, — все это верно, но тем не менее здесь имеется простой, легко доказуемый исторический факт, а вовсе не легенда и не выдумка.
Другой факт, который можно обнаружить в скандинавских сказаниях, — это упоминание о том, что мечи (а также большинство копий и некоторые боевые топоры) имели собственные имена. Несомненно, этот обычай уходит в глубокую древность, и, как минимум, в своих ранних формах имел близкое отношение к магии и к вере в то, что каждый предмет, а также каждый человек или другое живое существо обладал душой, над которой имя имело большую власть. Относительно людей это было настолько верно, что в некоторых культурах существовал обычай давать ребенку два имени, из которых одно предназначалось для повседневного использования, а другое знали только самые близкие люди. Считалось, что, узнав истинное имя, его можно использовать во вред человеку и даже погубить его. Это поверье, которого, как мы знаем, твердо придерживались жители северных земель до того, как к ним пришло христианство, объясняет живые свидетельства о мечах, обладавших чертами личности. Обычай давать мечам имена просуществовал в течение всего Средневековья, даже несмотря на то, что официальная христианская доктрина отрицала наличие души у кого-либо, кроме человека. Тем не менее люди всегда с неохотой отказывались от своих давних верований и, судя по всему, уверенность, что мечи обладают личностными качествами, никуда не исчезла, хотя об этом не слишком часто писали. Почему — вполне понятно. Во времена Средневековья грамоте обучали только в монастырях. Теоретически знатные юноши должны были уметь читать и писать, но практически вне стен учебного заведения им уже не требовалось применять свои способности, не говоря уже о том, чтобы писать книги или читать. Таким образом, вся известная история Средних веков фактически создана лицами духовного звания, а от них трудно ожидать снисходительного отношения к чисто языческим суевериям. В немногих светских романах того времени мы, безусловно, встречаем отголоски обычаев викингов и их веры в одушевленность вещей, в особенности оружия, но в хрониках об этом практически никогда не говорится.
-
-
16.08.2007 в 20:26Большинство людей до некоторой степени знакомы с искусством боя на мечах — в его сценическом варианте. В наши дни бои обычно неплохо поставлены, но все они основываются на современной практике фехтования, не имеющей ничего общего хотя бы даже с рапирной школой XVIII в. Когда дело доходит до сражений между средневековыми воинами, то мы мало что видим, кроме впечатляющего клацанья меча, сталкивающегося с другим мечом. В действительности, как я полагаю, все выглядело совсем иначе. Если внимательно прочесть и правильно интерпретировать все, что говорится в сагах о сражении на мечах, и добавить к этому (что очень существенно) практические знания и «чувство» самого оружия, то можно прийти к некоторым вполне разумным заключениям относительно того, как шел бой. Начнем с того, что один из противников наносит удар другому. Как мы уже видели, во время формального поединка первый удар принадлежал человеку, получившему вызов, но в Einvigi, где не существовало правил, начать мог любой. Можно предположить, что, как и в современном реслинге или боксе, перед началом сражения противники долго маневрировали, прежде чем тот или другой находили удобную возможность ударить. Затем атакуемый защищался, либо принимая лезвие неприятельского меча на щит, либо нагибаясь, подпрыгивая, уклоняясь вправо или влево (чаще всего вправо, под удар). Таким образом нередко можно было зацепить ногу противника. Затем, пока первый восстанавливался после удара и готовился нанести новый, наступала очередь второго. Его удар парировали или уклонялись точно таким же образом и так далее. Очень важно было вовремя изменить направление удара в случае, если он явно не достигал цели. Именно высочайшая мобильность и удобство «нового» стиля изготовления мечей, производившихся во времена Ульфберта, намного превзошли предыдущие; эти мечи в VIII в. были примерно тем же, что боевой самолет для летчика в 1940 г., поскольку сочетали большую скорость удара и мобильность с повышенной ударной мощностью. Вполне естественно, что во время сражения возникало много возможностей для противников ударить одновременно, а также, что вполне возможно, бывали и довольно долгие промежутки времени, когда оба искали выгодную позицию и вовсе не пытались атаковать. Меч для отражения ударов начинали использовать тогда, когда щит был слишком изрублен, чтобы защищать своего хозяина. В этом случае нужно было постараться подставлять только плоскую часть оружия, поскольку при столкновении кромок лезвию наносился серьезный ущерб. Фактически именно это случилось с Кормаком, когда он отразил удар Хвитинга Берси лезвием Скофнунга; острие Хвитинга отломилось, а на лезвии Скофнунга появилась глубокая зарубка, причинившая много беспокойства его временному обладателю (поскольку меч принадлежал Скегги, и неприятность очень его разозлила).
-
-
16.08.2007 в 20:28А как же насчет «непобедимого меча» Карла? Каждый слышал о бессмертном мече Жуайёзе (Радостном), и большинство знает о том, что в Лувре хранится коронационный меч королей Франции, который всегда называли мечом Шарлеманя. Приблизительно пятьдесят лет назад все еще сохранялось убеждение, что он действительно принадлежал великому императору, однако некоторые любители старины конца XIX в. с мелочным скептицизмом начали искать доказательства того, что это было не так, и меч представлял собой всего лишь подделку XII в., призванную заменить настоящий. Мало известно случаев, когда форма и декоративные украшения настолько ясно указывают на определенный период; в этом случае они говорят о том, что изделие принадлежит к IX, а вовсе не к XII в. Помимо этого факта, нет причины, по которой это прекрасное оружие должно было хотя бы связано с Шарлеманем при жизни его или сразу после смерти.
В 1803 г., когда Наполеон приказал приготовить меч для своей коронации, к его рукояти литого золота добавили новый черенок, а лезвие (сделанное по типу, вполне характерному для IX в.) полировали и натирали так долго, что оно стало очень тонким, гораздо уже, чем было изначально. Тому, кто задумал бы убедить себя, что это и есть Жуайёз, понадобилось бы приложить много усилий; однако нет никакого сомнения, что клинок сделали через несколько десятилетий после коронации Карла в Риме, на Рождество 800 г.
В Вене хранится еще один великолепный меч, владельцем которого считают Шарлеманя. Согласно легенде, он был подарен королю Гаруном аль-Рашидом, легендарным калифом Багдада, но, судя по искривленному лезвию и рукояти странной формы, очень напоминающим персидские и североиндийские мечи XVII и XVIII вв., это не восточное оружие; ранние мечи там всегда были прямыми. Такой тип оружия в IX и X вв. часто использовали в Венгрии, и доказательством этому служат многочисленные находки, сделанные в могилах того времени. Более всего на венский образец похожа находка из погребения в Таркзале (Токайские горы); накладки ножен здесь похожи на аналогичные детали меча Шарлеманя, но меч (или, по крайней мере, могила) принадлежит к более позднему, X в.
Лезвие этого меча слегка искривлено и заточено с двух сторон чуть менее чем на половину длины; крестовина короткая, с закругленными концами, украшенными арабесками и рельефами; навершие, в форме слегка закругленной шапочки, оформлено подобным же образом. Рукоять покрыта рыбьей кожей, ее обвивают три золотые ленты с драгоценными камнями (более позднее добавление времен Средневековья). Этот меч, так же как и оружие из Лувра, использовали при коронации императоров.
-
-
16.08.2007 в 20:31Когда в искусстве изготовления доспехов кольчужное полотно уступило место металлическим пластинам, потребовалось соответственно изменить назначение и форму клинков. Против жесткой, скользкой поверхности лат легкие и плоские лезвия, предназначенные для нанесения режущих ударов, были практически бесполезны; они устарели, поскольку даже самые тяжелые из возможных ударов отскакивали, а при колющем движении меч просто согнулся бы и соскользнул, не пробив металл. Таким образом, приблизительно в середине XIV в. мода на клинки изменилась так же резко, как и мода на броню.
В последней части XIII в. вошел в употребление тип клинков, предназначенных для колющих ударов. Они были остроконечными, а очень жесткое центральное ребро и четырехстороннее сечение (как у мечей середины бронзового века и клинков римских всадников типа, обнаруженного в болотных залежах Нидама) делали лезвие чрезвычайно жестким. Существует несколько мечей этого вида, которые по форме вполне могли бы относиться к 1250—1300 гг., но, к сожалению, с тем же успехом могут быть датированы и 1350—1400 гг. Есть достаточно доказательств того, что подобные клинки использовали в XIII в.; их много на иллюстрациях к манускриптам, к тому же один из них очень четко виден на известном изображении фигуры Уильяма Лонгспи Младшего, сына знаменитого графа Солсбери и единокровного брата Ричарда I и принца Джона. Его убили в битве при Мансорахе, во время неудачного Крестового похода в Египет в 1250 г., затеянного Людовиком Святым; статуя находится в северном нефе Солсберийского собора и изображает человека, вкладывающего меч в ножны. Из устья ножен видна пара дюймов клинка, причем ясно видно четырехстороннее сечение с ребром. Эпизод, рассказанный господином де Жуанвиллем, произошедший во время битвы при Мансорахе, описывает случай с мечом, предназначенным для фехтования. Его отрезали от соратников во время уличных боев; с одной стороны на рыцаря напал сарацин с копьем в руке и ударил его в бок, далее следует рассказ рыцаря: «...Перекинул меня через шею лошади и сдавил так, что я не мог вытащить меч, который носил у пояса; тогда я придумал, как достать тот, что был на лошади, и когда сарацин увидел, что я достал его, то отодвинул копье и выпустил». Тогда Жуанвилль повернул коня и бросился на сарацина, «используя меч как копье», и убил его.
Существуют рисунки того же периода, когда были созданы эти мемуары (1309 г., когда Жуанвилль был уже глубоким старцем), на которых изображены рыцари во время боя, действительно державшие мечи на манер копья, когда навершие оказывалось над плечом.
В переходный период между 1320 и 1350 гг. к устаревшей кольчуге стали добавлять все больше и больше пластин, тогда же были разработаны и переходные клинки, хотя и старые, без острия, не потеряли своей популярности. В этих формах жесткий, остро заточенный кончик, пригодный для эффективного фехтования, сочетается с широким, плоским клинком с желобом, сделанным в прежней манере. Этот стиль можно отлично продемонстрировать с помощью двух одинаковых мечей, из которых один находится в Датском национальном музее (Копенгаген), а другой — в Историческом музее Берна.
После 1350 г., когда повсеместно стали пользоваться пластинчатыми доспехами, клинки мечей стали предназначаться исключительно для колющих ударов; это были очень тонкие, но гораздо более жесткие и остроконечные изделия, более похожие на тяжелые и заостренные полоски стали, способные (Фройсар упоминает об этом, как минимум, в двух местах) пройти прямо сквозь пластины доспехов.
Во второй четверти XV в. мечи, по-видимому, вернулись к двойному назначению: наносить как колющие, так и рубящие удары. Тип клинка, который распространился в начале этого века, привел к появлению восхитительного универсального меча: более легкого, чем массивные экземпляры XIV в. (приблизительно 2,5—3 фунта против 4—5), с очень острым концом, но достаточной ширины в центре столкновения и довольно плоского в сечении, чтобы иметь превосходные режущие кромки. Этот клинок, с минимальными вариациями в ширине и степени сужения к концу, активно использовали в течение всего XV в.; сохранил он популярность до XVII в.
В середине XV в. снова вошли в моду клинки, родственные старым режущим вариантам, — по крайней мере, они встречаются в Италии и Испании, да и в Шотландии, Скандинавии и Венгрии в течение всего столетия не реже, чем другие. В Германии приблизительно после 1450 г. снова появились широкие клинки, как в XIII в., тип XIII. Фактически многие мечи во второй половине столетия представляли собой всего лишь старые клинки этого типа, пересаженные на более модные рукояти.
Можно задать вопрос: почему же клинки, которые практически ничего не могли поделать с жесткими доспехами, снова вошли в обиход в то самое время, когда искусство изготовления пластинчатой брони достигло наивысшего расцвета? Существует два возможных ответа. Во-первых, снаряжение совершенствовалось, и это все меньше и меньше позволяло обычным рыцарям обзаводиться полными доспехами: чем лучше они становились, тем дороже, поэтому купить целиком всю амуницию могли только самые состоятельные рыцари. С другой стороны, в Испании и Италии, быть может из-за жаркого климата, менее, чем где бы то ни было, принято было носить тяжелое снаряжение, а в Шотландии его использовало только небольшое количество вельмож. Средний шотландец не только не мог позволить себе подобной роскоши, но и посчитал бы такую защиту унизительной для себя и своего мужества. Возможно, что то же самое относилось и к ситуации в Скандинавии и Венгрии. Даже в Англии, Франции и Германии общая тенденция была такова, что в бою все чаще участвовали более легко экипированные войска, защитные приспособления которых включали в себя только шлемы различных типов, кольчужный чепец, одеяние наподобие кирасы, которую теперь называли «бригандин» (или в Англии «jack»), или кольчужную рубаху, кольчатые рукава и, иногда, поножи, либо полные, либо состоящие из «poleyns» с большими металлическими пластинками сверху и снизу для дополнительной защиты передней части бедра и икры. Против таких воинов меч с режущей кромкой был вполне эффективен, особенно если они сражались пешими, а клинок оказывался в руках конного рыцаря.
-
-
16.08.2007 в 20:35Английский большой лук, который, вполне возможно, ускорил появление пластинчатых доспехов, не был чем-то новым к тому времени, как скотты почувствовали на себе его мощь; кроме того, первоначально появился он вовсе не в Англии. Тот тип оружия, который лучники использовали, к примеру, при Сенлаке, изобрели еще в доисторические времена: в датских болотных залежах встречаются экземпляры почти шести футов длиной. Однако оружие, тетива которого натягивалась к уху, а не к груди, в действительности нельзя называть термином «большой лук». В Англии, как и на континенте, «короткий лук» практически не принимали всерьез, в указе «О вооружении» Генриха II, изданной в 1181 г., о нем вообще не упоминается. Самым типичным метательным оружием в XII и XIII вв. был арбалет, переносной вариант древнеримской баллисты, точно так же, как ружье, а позднее аркебуза и мушкет были переносным вариантом пушки. Ричард I был большим поклонником этого оружия, и принц Джон среди наемников, бывших настоящим проклятием для Англии, содержал множество арбалетчиков, способных сражаться как верхом, так и пешими. Несчастливая память об этом времени увековечена в одном из разделов Великой хартии вольностей: «Чужеземные солдаты, арбалетчики и сержанты, верхом и с оружием явившиеся вредить королевству». Капитан арбалетчиков принца Джона сыграл одну из ведущих ролей в гражданской войне 1215—1217 гг.
Невозможно реально проследить происхождение большого лука, но есть достоверные свидетельства о том, что им очень часто пользовались в Южном Уэльсе во второй половине XII в. Геральд Камбренсий то и дело упоминает о том, что жители Гента и Морганга превосходили всех остальных в искусстве стрельбы из лука; кроме того, он рассказывает и о результатах их работы. При осаде Абергавенни в 1182 г. уэльские стрелы пробивали дубовую дверь четырех дюймов толщиной. Их так и оставили торчать там, как диковинку, и шестью годами позже, в 1188 г., Геральд видел эти стрелы своими собственными глазами, когда проезжал мимо замка. Железные наконечники частично высовывались с внутренней стороны двери. Рыцаря Уильяма де Браоса задела одна из этих стрел, причем она прошла сквозь рукав хауберка, рукав кольчуги, бедро, а затем, пробив кожу и дерево седла, ранила лошадь; когда воин повернулся, еще одна стрела тем же самым образом ударила его с другой стороны. «Неужели стрела, выпущенная из баллисты, могла бы сделать больше?» — спрашивает историк. Описывая луки из Гента, он говорит: «Их делают не из рога или тиса, а из древесины вяза; это уродливое, по виду незаконченное оружие, но при этом удивительно крепкое, большое и мощное, одинаково подходящее для стрельбы и на длинные, и на короткие расстояния».
В руках жителей Южного Уэльса были те же самые луки, которые использовали во время вторжения в Ирландию в 1171 г. норманны. Геральд рассказывает, как первая волна захватчиков отплыла в страну — 90 всадников в кольчугах и 300 пехотинцев-лучников «из цвета молодых людей Уэльса». В последнем отряде, под командованием Ричарда де Клера (по прозвищу Сильный Лук), было 200 верховых и тысяча пехотинцев, набранных во время марша по прибрежной дороге, начатого в Чепстоу. Этому сочетанию тяжеловооруженных всадников и лучников никто не мог противостоять. Геральд отмечает его эффективность; то же самое, только столетием позднее, сделал Эдуард I во время уэльских войн, поскольку копейщики Сноудонии дважды были побеждены конными лучниками (из Рента): в первый раз на мосту Оревин, во второй — близ Конвея, точно так же, как шотландские копейщики не смогли справиться с аналогичным противником при Фолкирке в 1298 г. Командиры Эдуарда II усовершенствовали технику боя, заставив тяжелых всадников спешиться и, соединившись с другими отрядами, держать хорошо выбранные позиции во время триумфальных шотландских кампаний 1332—1333 гг., при Дапплине и Халидон-Хилл.
Однако еще до того, как все это случилось, в истории стрельбы из лука произошел переворот благодаря указу «О вооружении», изданном Генрихом III. Там говорилось, что богатые йомены, владеющие землей ценою в тысячу шиллингов, должны являться на службу в шлеме и гамбезоне, с копьем и мечом, и далее, что «те, у кого есть земли стоимостью более сорока и менее ста шиллингов, обязаны принести меч, лук со стрелами и кинжал». Точно так же горожане, чье имущество стоило более девяти, но менее двадцати марок, обязаны были вооружиться луком со стрелами и мечом. В конце параграфа есть особое предложение, в котором говорится, что даже бедняки, которые имели менее сорока шиллингов или имущество ценою менее девяти марок, должны были, если есть, принести лук и стрелы вместо «falces, gisarmas et alia arma minuta», которые считались их обычным оружием.
Несмотря на это, нужно обратить внимание, что во время баронских войн 1264—1265 гг. арбалету все еще отдавалось преимущество. Единственное упоминание о лучниках встречается в описании нападения уэльских запасных подразделений де Монфора на марширующие колонны воинов короля Генриха в Уилде, но есть еще один случай (о котором не говорится ни в одной хронике), который показывает, что вполне реально было очень быстро собрать много лучников довольно далеко от уэльской границы.
После победы сторонников короля при Ившеме в 1265 г. рассеянные баронские войска в некоторых местах продолжали выступать против своего законного повелителя. Среди этих проблемных участков был Эссекс и район Пяти Портов; против них были отправлены войска под командованием де Лейбюрна. В мае 1266 г. он получил приказ собрать для подкрепления в Уилде 500 лучников. В списках казначейства они фигурировали как уэльсцы, лесовики и другие, что подтверждает довольно-таки очевидную теорию, предполагающую, что все обитатели лесистой местности умели пользоваться луками.
Дополнительные доказательства этому предположению можно найти в других списках казначейства, относящихся уже к 1266—1267 гг.; у Ноттингемского замка Реджинальд де Грей командовал объединенными силами из двух рыцарей с их пехотинцами, двадцати конных арбалетчиков и их капитана, десяти пеших арбалетчиков и двадцати лучников; рыцари пребывали на службе 263 дня, остальные — 436 дней, а их противником были объявленные вне закона члены баронской партии, скрывавшиеся в лесах. При этом произошло два сравнительно крупных сражения, одно из них — в самом сердце Шервудского леса. В одном-двух серьезных рассказах о Робин Гуде его называют сторонником Монфора, так что очень интересно при этом обнаружить рассказы о войске, включавшем в себя королевских лучников и расположившемся в Ноттингеме, т. е. на его территории, — они тоже несли потери от рук людей, оказавшихся вне закона.
Шестьюдесятью годами позже произошел еще один переворот в истории большого лука: браконьерам и изгоям Шервудского леса предложили полное прощение при условии, что они пойдут на службу в королевскую армию в качестве стрелков. Это было не просто всеобщее или бессмысленное помилование; здесь поименно перечислялись все люди и их преступления; факт, который ясно показывает, насколько их ценили. Преступники, как и их последователи, солдаты армии Веллингтона во время войны на полуострове, доказали боевую мощь английской армии; они помогли одержать знаменательную победу при Халидон-Хилл.
Эдуарду III выпало счастье полностью «собрать урожай» английских лучников, но посадил и вырастил семена его дед. Еще до первой уэльской войны (она началась в 1277 г.) он обнаруживал интерес к луку, который был очень распространен в этой стране; в 1277 г. в королевских землях существовал специальный отряд из 100 жителей Макклсфилда, исключительно лучников, сражавшихся отдельно от копейщиков. Они служили с самого первого дня войны и до самого последнего, в то время как остальные пехотинцы набирались только на короткий промежуток времени, и получали практически невероятную для солдат плату в 3 пенни в день. Другие отряды, участвовавшие в этой войне и состоявшие исключительно из лучников, пришли из Рента и Крикховелла; они тоже служили дольше, чем обычно.
Таково было начало взлета английской пехоты, благодаря которому она стала могучей военной силой. Эдуард I во время своих более поздних кампаний, а также и его внук Эдуард III старались с помощью каждодневных занятий превратить англичан в настоящих специалистов по стрельбе из лука и научить действовать как регулярные войска; однако даже после победы при Дапплине и Халидон-Хилл их воинская репутация оставалась крайне низкой. Жеан ле Вель очень ясно демонстрирует, что триумф при Креси стал полнейшей неожиданностью не только для французов, но и для всей Европы.
Само по себе оружие было простым, т. е. идеально подходило для крестьянской армии (не отличалось сложностями в механизме, как арбалет, и не требовало профессиональной подготовки). Возможно, английский лучник XIV в. занимался так же мало (если, конечно, не считать стрельбы по мишеням), как и бурский фермер 1899 г., но справлялся со своим оружием так же легко и естественно, как этот самый фермер — с винтовкой.
-
-
16.08.2007 в 20:38Кинжал, который очень часто использовали в Англии второй половины XIV в., был снабжен коротким лезвием, обычно с двухсторонней заточкой, уплощенного четырехстороннего сечения, с рукоятью как у маленького меча. Большинство наверший принадлежали либо к типу I, либо к типу J, крестовины в основном встречаются короткие и толстые. Один из них, очень хорошо сохранившийся, находится в Копенгагене, в коллекции мистера Кристенсена; его отличие заключается в длинной, тонкой, изогнутой крестовине стиля 7 и короткой рукояти, на которой сохранилась обтяжка; на ней борозды для пальцев, такие же как и на римских мечах.
Кинжалы с крестообразной рукоятью редко использовали в течение всего XV в. Превосходный большой экземпляр, датированный 1460 г., нашли в Лондоне; теперь он в городском музее. У этого кинжала интересное, выделяющееся из ряда других навершие, похожее на высокую остроконечную шляпу, и длинный крепкий клинок четырехугольного сечения. В целом оружие напоминает один из мечей типа XVIII.
В первой половине XV в. самым характерным из военных кинжалов был так называемый рондель, названный так из-за того, что крестовина и навершие у него оба сделаны в форме дисков, горизонтально посаженных с каждой стороны рукояти.
Больше всего найдено коротких однолезвийных ножей с крестовиной в стиле 5, горизонтально изогнутой в виде буквы “S”, и прямоугольным навершием, обычно с чем-то вроде ушка с одной стороны. Некоторые из них сделаны довольно тонко, но в большинстве своем они грубы и вульгарны и выглядят тем, чем и являются на самом деле, — обычными средневековыми охотничьими ножами.
Таковы основные типы кинжалов, которые использовали в 1350—1500 гг., но все это оставляет достаточно простора для проявления личного вкуса. И реально, и на иллюстрациях сохранилось множество кинжалов, которые выглядят почти уникальными. Рукоять одного из таких, прекрасное произведение искусства из слоновой кости, находится в Музее Виктории и Альберта, а еще один, целый, с чуть-чуть другим оформлением (из того же источника, если не сделанный одним мастером), хранится (или хранился) в музее Эрмитаж, в Санкт-Петербурге. С ним вместе сохранились ножны и ремешки для крепления к поясу.
Оружие, которое всегда причисляли к кинжалам, но которое обладает многими признаками меча, настолько выделяется, что его следует рассматривать отдельно. Приблизительно до 1460-го или 1470 г. о нем, по-видимому, не знали. Нет ни одного образца, о котором было бы точно известно, что он сделан до 1520 г., и все они изготовлены исключительно в Италии. Его всегда называли «чинкуэда» из-за исключительной ширины клинка (пять пальцев шириной у рукояти). Иногда еще встречается название кинжала «бычий язык». Рукоять сделана в стиле неизвестном до этого, но явно основанном на древних моделях в греческом и микенском стиле; единственное отличие — это короткая и резко выгнутая крестовина. Почти каждый экземпляр снабжен тремя маленькими, превосходно выложенными кругами ажурной работы, похожими на изделия XIV в.
Некоторые из чинкуэд были совсем крохотными, с клинками всего 6 дюймов длиной; другие побольше (около 9 дюймов), но по большей части это очень массивный предмет, с огромным лезвием 15—20 дюймов длиной и 3,5—4 дюйма шириной у рукояти. Некоторые из этих рукоятей впоследствии приделали к мечам. У меня был один такой. Похожий длинный меч с рукоятью от чинкуэды находится в лондонском Тауэре.
Клинки большинства настоящих чинкуэд тщательно воронили, протравливали и покрывали позолотой; во многих случаях травление считали работой Эрколе де Фидели, но есть группа, которую, по-видимому, сделал другой феррарский мастер, Эрколе Гранди. Большую часть из этой группы составляет оружие средних размеров (два из них находятся в коллекции Уоллеса, а один — лучше всего сохранившийся — в коллекции мистера Клейнбуша). В 1951 г. об этом оружии еще не знали; его выставили на распродажу в Лондоне, и я купил чинкуэду за смехотворную цену — она была слишком хороша для подлинника. Однако мое мнение о том, что с ней все в порядке, было потом подкреплено; двумя годами позже я отдал ее своему другу в обмен на два очень хороших.
Отличительная черта этой чинкуэды и двух похожих из коллекции Уоллеса в том, что вместо того, чтобы поставить обычную для нее рукоять, здесь предпочли сделать мечевые в стиле, похожем на изделия из группы Борджиа.
Пока не появятся документальные свидетельства, невозможно будет сказать наверняка, какой выверт моды породил это короткоживущее оружие в конце XV в.; оно совершенно не соответствует основному потоку развития средневекового оружия и не оставило следа ни в одном из последующих течений. Неизбежно напрашивается вывод, что реальную возможность его появления следует искать в возрождении интереса к классической культуре, поскольку рукоять чинкуэды не похожа ни на что, кроме греческих и этрусских изделий, примеры которых находили и исследовали с помощью скульптур и росписи на вазах в Италии XV в. Единственное другое оружие, которое хоть чем-то напоминает это, — популярный на юге Европы в латенский период экземпляр (последние два столетия до нашей эры), очень похожий на чинкуэду. В Британском музее есть такой, и это доказывает, каким близким было родство между древним оружием и оружием позднего Средневековья.
-
-
16.08.2007 в 20:44Венгры, говорите? Эти были... не сильно лучше. "Евреи тоже людоеды, когда потребует страна..." (с)
К тому времени как «Песнь о Роланде» начала приобретать громадную популярность, т. е. к середине XI в., феодализм уже возник. Как военная система он сформировался в IX в., в качестве лучшей защиты от армий захватчиков: викингов, сарацин, мадьяр и славян, которые угрожали христианству. Система, основанная на использовании одетых в броню всадников и укрепленных замках, более или менее спонтанно превратилась в способ локальной защиты в ситуации, когда правительства оказывались слишком слабыми, чтобы организовать сопротивление всей нации. Рыцари, которым приходилось справляться с нападавшими, не были вежливыми джентльменами, исполненными милосердия и набожности, — это были ужасающие задиры, переполненные энергией и боевой яростью (как Торольф при Бруненбурге). И хотя они христиане, но так же жестоки, как и их противники. Рыцарь был всего лишь свободным человеком, имевшим коня, которому Карл Лысый приказал взять в руки оружие. Приблизительно к 1030 г. эти люди уже выполнили свою задачу. Захватчики либо смешались с местным населением, либо были вытеснены обратно на родину. Даны успокоились, сделались хорошими католиками и жили во Франции и Восточной Англии; сарацин успешно заперли в Испании; мадьяры и славяне вернулись к себе за Одер. Однако феодальная знать сохранилась: она, с ее ужасающей кавалерией и неприступными замками, оставалась непобедимой и не менее опасной, чем прежние враги. Теперь задачей каждого монарха и прелата было найти какое-нибудь средство против этой угрозы до того, как христианство развалится на части. Решение появилось на Клермонтском соборе в 1095 г., когда Урбан II провозгласил Крестовый поход, который воспламенил воображение целой Европы — и не только знати, — и отправил рыцарей, горожан и крестьян, воодушевленных святым рвением, освобождать из рук язычников Иерусалим.
Таким образом, церковь нашла занятие для безработных европейских разбойников. В то же самое время папа Урбан издал указ, что каждый человек благородного звания по достижении двадцати лет должен принести торжественную клятву перед епископом и обещать «прежде всего защищать угнетенных, вдов и сирот и что особой его заботой будут пользоваться высокородные дамы». Эта идея была не нова: к примеру, по свидетельству греческого географа Страбона, писавшего приблизительно в 20-х гг. до н. э., галлы «легко восстают и всегда готовы к войне. Рассерженные, они бросаются прямо на врага и храбро, в открытую, нападают на него; однако их легко одолеть хитростью. Их можно заставить сражаться когда угодно и где угодно, причина тут не имеет значения. Тем не менее эти люди просты, непосредственны и охотно вступаются за обиженных».
Папская булла достигла ушей людей, готовых к ней прислушаться, поскольку на почве французской знати легко было взрастить рыцарский идеал; неудивительно, что он впервые появился и расцвел пышным цветом именно там, ведь ее жители принадлежали к той самой цивилизации, которая просветила своим учением Западную Европу — даже в XII в., который в противном случае можно было бы назвать ужасным. Франки всегда были романтической нацией; таковыми они остались и по сей день, поэтому легко представить себе, что посеянные семена упали на благодатную почву. Религиозное рвение завоевало французам, как в древности иудеям, славу «избранников Господа». Это был законченный итог периода 1080—1130 гг., когда жили Вильям Потье и его трубадуры, Пьер Абеляр и Вильям Шампаньский, когда монастырь Сен Дени стал центром европейского искусства.
Самое полное выражение рыцарский идеал нашел в цикле «Chansons de Geste», где он тесно связан с землей, на которой возник. И в «Песне о Роланде», и в других подобных произведениях основным мотивом была богоизбранность Шарлеманя и его франков, которые должны были оказаться победителями в нескончаемой войне с неверными. Верность здесь была ключевым словом. Рыцарь должен был быть неизменно предан Богу, господину, которому дал клятву вассала, и своим убеждениям. Идеал был суровым и кровавым, но зато величественным — церковное благословение древним тевтонским добродетелям и величественному кличу кельтов. Это выражено во многих местах «Песни о Роланде»: к примеру, когда главный герой видит, что приближается огромная армия сарацин, больше всего он жаждет показать себя верным вассалом императора. Он говорит своему другу Оливеру:
«Император дал нам эту армию французов: двадцать тысяч пикинеров, среди которых, как он знает, нет ни одного труса. Мужчина должен выносить великие тяготы ради своего лорда; он обязан страдать от голода и холода, приносить в жертву плоть и кровь. Рази своим копьем, а я буду сражаться Дюрандалем, добрым мечом, который дал мне Карл. Если я умру, то мой наследник скажет: «Это был меч благородного вассала».
В то же самое время архиепископ Тюрпин обращался к баронам, готовя их к сражению:
«Бароны, — говорил он, — Карл дал нам это задание; мы должны умереть за своего короля. Христианство в беде — помогите ему. Теперь вы пойдете в бой и увидите перед собой сарацин. Исповедуйтесь в грехах и попросите Господа простить вас. Я отпущу вам грехи, чтобы спасти души. Если умрете, то станете святыми мучениками и завоюете место в раю».
Затем — и эта сцена множество раз повторялась во времена Крестовых походов — воины падают на колени и епископ благославляет их, а в качестве епитимьи во искупление грехов приказывает крушить врага. С точки зрения евангельских идеалов мира, всепрощения и кротости это, конечно, выглядит несколько странно; но если взглянуть в Библию, то мы увидим, что такие вещи полностью соответствуют ее духу. Очень много времени пройдет до того, как смирение и вправду станет добродетелью — рыцари были горды, воинственны и жестоки, как и положено настоящим воинам. Церковь только освятила их порывы, но не изменила характера.
-
-
16.08.2007 в 20:48Не уверен, есть ли она сейчас в магазинах. Однако в "оружейной" серии "Центрполиграфа" недавно вышли сильно более "мурзилочные" верси Окшотта "Рыцарь и его доспехи" и "Рыцарь и его замок". Частично информация сабжика есть там.
-
-
16.08.2007 в 20:49-
-
16.08.2007 в 20:50Все таки - лежит, а за текст - спасибо -
-
-
16.08.2007 в 20:54-
-
16.08.2007 в 20:59Сайт кстати весьма пристойный...
Там еще и такого рода статьи имеются....
http://www.myarmoury.com/feature_spotx.html
-
-
16.08.2007 в 21:04Кстати, коль речь зашла о хороших сайтах -- знакомо?
-
-
16.08.2007 в 21:09А такая книшшка мимо не пробегала? - нужно - до зарезу...
Imperial Austria: Treasures of Art, Arms and Armour from the State of Styria By Peter Krenn, Walter J. Karcheski,
-
-
16.08.2007 в 21:15-
-
16.08.2007 в 21:19Вопрос - где ее взять... Если объяснит кто-нибудь такому долбодятлу как я - где можно такую штуку заказать, будет мне счастье...
Срочность - месяц-два...
-
-
16.08.2007 в 21:24В действительности, как я полагаю, все выглядело совсем иначе. Если внимательно прочесть и правильно интерпретировать все, что говорится в сагах о сражении на мечах, и добавить к этому (что очень существенно) практические знания и «чувство» самого оружия, то можно прийти к некоторым вполне разумным заключениям относительно того, как шел бой.
По моему скромному мнению, если я, конечно, правильно интерпретировал источники, с достаточной долей вероятности можно сделать предположение, которое, возможно, недалеко от истины...
-
-
16.08.2007 в 21:25Ну и по другим аналогично. С механикой заказов я не знаком, это надо Рошфора или Лорда просить рассказать, они знают...
-
-
16.08.2007 в 21:29-
-
16.08.2007 в 21:30С механикой заказов я не знаком
вот и я тоже..., не говоря уже о том, что я не представляю, сколько еще добавиться за доставку сюда...
а найти - 15 available copies, я способна вполне ...
-
-
16.08.2007 в 21:33-
-
16.08.2007 в 23:24-
-
16.08.2007 в 23:33-
-
17.08.2007 в 10:07спасибо
я вот оплатить не смогу, это да. За кэш мне врядли вышлют
-
-
17.08.2007 в 10:23-
-
17.08.2007 в 10:42риск с номером кредитной карты, стоимость пересылки - долларов 20 - 30, если почтой или службой доставки, срок до двух месяцев, если они зажучат денежки, судится с ними никто не будет
-
-
17.08.2007 в 11:10-
-
17.08.2007 в 11:42вот. Это был бы не вопрос, если б можно было завести кредитку только для таких вещей, и нормально перечислять деньги за пределы нэньки - Украины. Фиг с ней с доставкой, я бы двадцать долларов сверху оплатила, но мне деньги туда перечислить дороже книги обойдется, не говоря уже о приобретении подходящей (там четыре вида предлагают) кредитки